"ТРУДНО БЫТЬ БОГОМ" Алексея Германа
Даже и не знаю, выйдет ли когда-нибудь этот фильм... Страшно сказать, но снимать его начали еще в прошлом тысячелетии, а производство фильма грозит перейти в третье десятилетие! Надеюсь, что он все-таки выйдет. По крайней мере, съемки закончились более трех лет назад!
[SPOILER][B]Герман закончил съёмки фильма «Трудно быть богом»[/B]
26 сентября 2006, 12:45:30
Режиссёр Алексей Герман, отметивший недавно своё 68-летие, закончил съёмки фильма по произведению братьев Стругацких «Трудно быть богом», сообщают «Известия». Съёмочный период картины растянулся на 7 лет, впереди ещё монтаж и озвучание, так что по-прежнему не известно, когда фильм дойдёт до зрителя.
Сейчас Герман приступает к монтажному периоду картины. Монтаж, по словам режиссёра, займёт ещё года полтора, так как фильм получился трудным для сложения. «Мы начали съёмки в одном состоянии страны, а закончили — в другом, — сказал режиссёр в интервью «Известиям». — Мы ждали угроз отсюда, а они пришли оттуда. Колоссальные перемены и вокруг нас, и в нас. А наш герой Румата, учёный, просмотрел, как унылая серая масса превратилась в грозную черную орду, заставив его взяться за меч и убивать, убивать».
Режиссёр пока не берётся сказать, в какой формат уложится готовый материал. Заказом продюсеров был двухсерийный фильм, но он может быть и маленьким, и большим.
От повести Стругацких, по которой написан сценарий, в картине останется многое, но целиком переносить повесть на экран Герман задачи себе не ставил. «Читайте повесть — хорошая, — говорит режиссёр. — Она написана шестидесятниками для шестидесятников. Ну например. На Земле все чудно, и известно, куда герой, пусть долго и мучительно, поворачивает. А сегодня мы понимаем, что и Земля, человечество не знает, куда поворачивать. Вот с учётом этого мы со Светланой (Светлана Кармалита — жена Германа, киносценарист) и писали сценарий».
У картины, скорее всего, будет другое название. «Трудно быть богом» — по мнению Германа, название прекрасное, но уж очень расшифровывает весь смысл. Пока фильм снимается под рабочим названием — «Что сказал табачник».
Все приглашённые в картину актёры, кроме Леонида Ярмольника, снявшегося в главной роли, раньше в кино не снимались. «Я выбирал по этому принципу, — говорит Герман. — У меня была настольная книга типажей — Босх. Люди на планете, где действует главный герой, представляют собой всё-таки иную разновидность. Хорошие они или плохие, но это портреты оттуда, из Босха, где характеры сконцентрированы и сжаты».
«В конце съёмок у меня было отчаянное положение, когда заболел неартист, взятый на маленькую роль. Нашли замену — очень хорошего актёра Сашу Баширова. Но так и не решились. Потому что он уже очень известен. Толчок узнавания разрушил бы всю иллюзию» — поделился режиссёр.
За время съёмок Алексея Германа семь раз увозили в больницу с сердечным приступом. Однако после окончания работы, по словам режиссёра, самочувствие его улучшилось. «Я действительно здорово плохо себя чувствовал — из-за стрессов. К семидесяти снимать большие картины трудно» — прокомментировал мэтр.
«Трудно быть богом» будет чёрно-белой картиной, как и другие фильмы Германа.
По статистике газеты «Известия», рекордсменами по продолжительности съёмок одного фильма, являются: сам Герман, работавший над фильмом «Хрусталев, машину!» 8 лет (с 1990 по 1998 год); Сергей Бондарчук, снимавший «Войну и мир» 7 лет (с 1961 по 1968 год); Дэвид Линч, работа которого над фильмом «Голова-ластик» продлилась 5 лет из-за финансовых проблем (с 1971 по 1976 год); и, наконец, Джордж Лукас, снимавший первую часть эпопеи «Звёздные войны» 4 года — с 1973 по 1977 год.
Источник: kinokadr.ru[/SPOILER]
В начале 2008 года Герман показывает узкому кругу людей "фактически законченный" фильм:
[SPOILER][B]Надежда для Арканара[/B]
Дмитрий БЫКОВ
Алексей Герман показал на «Ленфильме» узкому кругу гостей фактически законченный фильм «Трудно быть богом», который сейчас озвучивается и при благоприятном стечении обстоятельств выйдет на экран в конце этого года
Меня трудно упрекнуть в излишней восторженности, я никогда не был фанатом Германа, хотя считаю его выдающимся мастером. И тем радостней признать, что я присутствовал при великом кинособытии. Этот фильм, кажется,—самый ценный итог российской истории последнего десятилетия. С ним можно спорить (и будут спорить), но первая зрительская эмоция — счастье: «Это было при нас». Та же радость, с которой Твардовский, только что прочитав первый роман Солженицына, говорил Трифонову, торжественно поднимая палец: «Это велико!»
Возможны вещи, сделанные по самому строгому счету, с абсолютной бескомпромиссностью, железной рукой художника, твердо знающего, как надо. Возможны предельно серьезные высказывания о главном, жестокие и храбрые. Герман сделал фильм, точно следующий роману Стругацких в главных сюжетных коллизиях, предельно внятный (особенно для тех, кто хорошо помнит книгу), цельный, страшный и увлекательный. Надо будет очень постараться, чтобы провалить это кино в прокате. Думаю, оно обречено не только на фестивальный, но и на зрительский успех—не всеобщий, конечно, но те, кто думает о прошлом и будущем плюс внимательно читал первоисточник, составляют немалый процент населения. Реплики, сочиненные режиссером и его женой Светланой Кармалитой, постоянным соавтором, наверняка разлетятся на поговорки. «То, что я с вами разговариваю, дон Рэба, еще не значит, что мы беседуем». «Ты умный книжник, ну и что? Я выучусь читать и тоже стану умным, а ты никогда не станешь бароном!». «Черные идут, ушей настрижем!»—это обязательно добавится к хрестоматийным цитатам вроде фразы «После серых приходят черные» или «Как вольно дышится в возрожденном Арканаре!». Герман сознательно ушел от хитовых фраз вроде «Почему бы одному благородному дону не получить розог от другого благородного дона?» и заглубил, спрятал ключевые диалоги вроде разговора Руматы с Будахом о том, что делать богу с людьми. Он все это заменил действием, пересказал на чистейшем, плотном и ясном киноязыке. Теперь видно, как все это было, — именно эту фразу сказала машинистка Томаса Манна, перепечатав «Иосифа и его братьев».
Об изобразительной, живописной стороне дела напишут еще много, обязательно упоминая Босха и Брейгеля-младшего, отдавая дань скрупулезности, с которой выстроен приземистый, грязный и роскошный, грубый и утонченный, кровавый, подлинно средневековый мир Арканара. Он продуман до деталей упряжи, до последней пуговицы, до мельчайшего ритуала при дворе. Сквозной прием, задающий неожиданную, ироническую и трогательную интонацию этой картине, — активное взаимодействие персонажей с камерой: после особенно грязного злодейства или вопиющей глупости арканарцы оглядываются на зрителя, виновато улыбаются или пожимают плечами. Постоянно оглядывается и Румата — словно апеллируя к тому настоящему Богу, за которого принимают его: ну что ж я могу? А что мне оставалось?
Герман, после просмотра:
— Этот прием я нашел, когда тебя еще не было на свете, — в «Проверке на дорогах». Помнишь, где пленные на барже? Вот они так же смотрят в камеру… Для этого фильма многое было придумано еще в 1968 году, когда я собирался снимать его впервые. Потом мне в Коктебель пришла телеграмма с «Ленфильма», чтобы я и думать об этом забыл — как раз наши только что вошли в Чехословакию. Я тогда не особенно огорчился, потому что в день получения этой телеграммы познакомился со Светкой.
А потом я в 1988 году узнал, что с этой экранизацией запускается некий Флейшман, и поехал к нему выяснять, почему и как он будет снимать мою давно задуманную картину. Увидел декорации — на первый взгляд роскошные. Флейшман сказал, что охотно отдаст мне фильм и даже будет рад: в процессе строительства декораций половину денег разворовали, и все получилось вдвое меньше задуманного. Я не стал в это ввязываться и предоставил снимать ему. А еще десять лет спустя я вдруг понял, что мне почти ничто не интересно, кроме перспективы целиком, с нуля, выстроить другой мир. «Хрусталева» я делал, чтобы объяснить себе и остальным психологию опущенной, изнасилованной страны. Почему это произошло и как с этим жить? А «Трудно быть богом» — это отчет о том, как я вместе со всеми проживал эти десять лет, как мы сами позвали серых и как они превратились в черных. Но это все довольно тривиально. Нетривиально — что мог бы сделать Румата и как он во всем этом виноват?
Румата в органичном, умном и горьком исполнении Ярмольника меньше всего похож на молодого, могучего, хоть и сомневающегося супермена Антона из повести Стругацких. Единственная относительная вольность, которую позволил себе режиссер, — это версия о том, что прогрессорам некуда возвращаться. Пока они осуществляли наблюдение и посильное улучшение нравов в Арканаре, на Земле случилась некая катастрофа, сделавшая их возвращение невозможным. И немудрено — ведь там, на Земле, коммунарский утопический мир, а крах этой утопии почти неизбежен. И вот они, земляне, навеки остаются в Арканаре, собираются в Питанских болотах, у спивающегося гения—отца Кабани. «Мой умник синтезировал спирт, ура!» Один из землян, разжимая хитроумный капкан работы Кабани, защелкнувшийся у него на ноге, цедит сквозь зубы: «Летим, смотрим — крепости, замки… Ну, думаем, Ренессанс! Прилетели — замки есть, а Возрождения нет!» Под этими землянами можно понимать наших или западных либералов, можно — интеллигентов, а можно — вообще никого не понимать; но именно после фильма Германа начинаешь задумываться о главном парадоксе романа Стругацких. Эти земные боги получили то, что получили, главным образом потому, что не то несли. Сердце Руматы переполнено не жалостью, как говорит он Будаху, а брезгливостью и в лучшем случае снисходительностью. Кто с прогрессом к нам придет — от прогресса и погибнет. «Базовая теория», как деликатно называется в книге марксистская теория формаций, неверна уже потому, что фашизм был всегда, что он возможен и в Средневековье, что Черный Орден — вечный и неистребимый спутник человечества. Но не Румате, не коммунару и не прогрессору бороться с Орденом. Получается, что у Бога на Земле только один выбор — сознательно принести себя в жертву; это тот самый сюжет «самоубийства Бога», который Борхес называл одним из основополагающих. Только так, только этой жертвой и можно посеять в людях хоть какие-то семена милосердия, сомнения и жалости. Но чтобы до этого додуматься — надо быть не Руматой. Или, по крайней мере, стать тем Руматой, которого мы увидим в последнем эпизоде, на заснеженном поле около избы Кабани, убитого в пьяной драке. Этот Румата, обритый наголо, пытается сорвать с раба колодки, а тот не дается, ему так удобнее; и тогда Румата ложится на телегу и начинает наигрывать на местной арканарской дудке саксофонную тему нечеловеческой красоты. Ею все и закончится.
А начнется долгим, тоже изумительно красивым зимним кадром, полным разнонаправленного движения, чуждой и непонятной жизни: лошадь везет повозку, чернеет дальний лес, открыта дверь в дом, горит огонь в очаге… И медленный авторский голос говорит: «Этот сон мне снится часто. Обычно сны не пахнут, но этот пахнет аммиаком. Я на планете, похожей на Землю, но младше на несколько сотен лет».
Затемнение. Спящий Румата. И тот же голос:
«А это не сон».
И ведь действительно.
Наверное, эту картину сравнят и с «Андреем Рублевым», по отношению к которому она недвусмысленно полемична. «Рублев» — жестокое кино по меркам шестидесятых, но до германовских кошмаров ему далеко. Это кошмары не натуралистические, а скорее сновидческие, клаустрофобные, из самых страшных догадок человека, привыкшего прикидывать эту средневековую судьбу на себя. Нет в германовской картине и того оправдания, которое весь этот ужас получал у Тарковского: нет искусства. В Арканаре даже песен не поют. Или Румата их попросту не слышит. Трудно быть богом где бы то ни было, но особенно трудно в мире, где бога нет; где от него ждут только зверств или помощи в зверствах. Как принести сюда хоть какую-то мораль — вопрос. Даже у возлюбленной Руматы, которую в фильме зовут Ари (а в романе Кирой), представления вполне средневековые, и поселившись у Руматы, она начинает бодро отстраивать его прислугу: ведь во чреве у нее потомок Бога! Кажется, единственный, кто здесь кого-то жалеет, — камера оператора Владимира Ильина, умершего незадолго до конца работы над фильмом (съемки заканчивал Юрий Клименко).
Герман снял свою лучшую картину, почти божественную по мощи и красоте. В ней есть то усталое, насмешливое милосердие, та перегоревшая боль, которой так не хватает земным богам. Если бы Румата реально вознамерился спасти Арканар — он мог бы снять такой эпос и показать его арканарцам. Велик шанс, что дон Рэба сорвал бы прокат и объявил фильм недостаточно рейтинговым, но в Арканаре, слава богу, не все зависит от серых и черных.
Источник: ogoniok.com[/SPOILER]
После той отрыжки, что выдал нам Бондарчук, под названием "Обитаемый остров", в рунете набюдается новый всплеск интереса к этому долгострою Алексея Германа - многие надеятся на этот проект как на "наконец-то удачную экранизацию Стругацких". Если судить по [URL="http://torrents.vtomske.ru/forum/viewtopic.php?t=251350"][B][U]10-минутному тизеру[/U][/B][/URL], составленному из фотографий рабочих моментов производства фильма - съемок, гримирований и т.д - то создается впечатление проекта масштабного и серьезного. Я надеюсь, что это будет хорошее интересное кино!
А что вы ждете от этого фильма Аексея Германа и ждете ли вы его?
P.S. Даже интересно, через сколько лет после создания этой темы мы сможем таки обсудить его? :) На КиноКадре значится 2012 год...