Борис Гребенщиков. Мешая водку гвоздём
Илья Бражников
[B]Мешая водку гвоздём[/B]
27 ноября 2010 года исполнилось 57 лет Борису Гребенщикову. В последнее время к нему стало заметно некоторое внимание со стороны «хозяев дискурса»: он принимал участие во встрече президента с рокерами, дал несколько интервью, в частности, программе «Познер» и [U][URL="http://music-rock.ru/showthread.php?p=168190"]газете «Известия»[/URL][/U]. С ним беседуют на общественные темы, пытаясь прощупать «позицию» и представить его в выгодном для себя свете.
Надо сказать, это во многом получается: убеждение БГ в «автономности» сферы творчества от политики и его глубоко «религиозно-философский» взгляд на социум делают его самого вполне безопасным и благонадёжным для власти и в то же время позволяют использовать образ БГ «в противовес» не в меру критично настроенным и «несогласным» рокерам. Социальный критицизм успешно нивелируется идеей автономного творчества, а безопасность творческих («хаотических», как считает сам БГ) импульсов обеспечивается идеей универсального общегармонизирующего божественного Абсолюта. Это именно «то, что нужно».
В сущности, нелепо, когда интервью у БГ берет Познер, который умер ещё до того, как БГ родился. С тем же успехом Познер мог брать это интервью в 80-е. И так же похлопывать БГ по плечу, выискивая его резкие противоречивые высказывания и сталкивая их между собой. Как будто ничего не изменилось: Познер всё так же «вещает» с экрана, БГ всё так же поёт под гитару: [I]«Сегодня тот же день, что был вчера»[/I]. Через 30 лет мотив, правда, зазвучал немного иначе: [I]«Завтра не придет, у нас опять идёт вчера»[/I]. В первом случае слышна интонация смирения. Во втором – почти обличительный пафос.
Так – между смирением («ничего не поделаешь») и обличением («сколько можно! достали!») – и протекает Русская Жизнь, в которой, как убеждён БГ, ничего не меняется за последнюю тысячу лет. И: [I]«Сколько ни идешь, / Отсюда никуда не уйти. / Едва ли я вернусь сюда еще один раз»[/I]. Невозможность никуда уйти «отсюда» при постоянных иллюзиях о будущем и об ином – это и есть лейтмотив всего творчества БГ. В нём его слабость, но в нём же – сила.
Ведь мог бы и «уйти», казалось бы. Но не уходит. И даже пытается что-то сказать. Его голос почти не слышен в информационном шуме. И всё-таки иногда – доходит. А иногда – действует «прямым попаданием». Как любое истинно поэтическое слово. Он мог бы уже несколько раз погибнуть и стать Пушкиным или Лермонтовым – но Пушкиным и Лермонтовым стали другие, младшие. Поэтому, дожив до седин, БГ стал [I]Тютчевым русского рока[/I] – мудрецом, который пишет много, не всё равноценно, но кое-что попадает в «десятку». Иногда прорицает, заклинает хаос, а когда и напротив – вызывает его.
Я довольно много лет пытался разгадать секрет притягательности всего, что было связано с именем «Аквариум» в далекие уже 80-е. Конечно, «Аквариум» был уникален даже на фоне рок-групп 80-х, каждая из которых отличалась, как правило, своим стилем. И не только по праву старшинства, и не только потому, что могли создавать хиты в любой стилистике – от классического панка до этно-фолка и от фокстрота до диско. И не только потому, что «Аквариум» притягивал выдающихся музыкантов – композиторов и исполнителей, таких, как Курёхин, Куссуль, Гаккель, Пономарева и др. И даже не только потому, что мы ощущали «Аквариум» неким живым организмом, выполняющим какие-то важные задачи для всего нашего поколения.
Было что-то особенное. Что-то струилось сквозь БГ, что утратилось им впоследствии, когда его социальное окружение и весь контекст непоправимо изменились. Я, пожалуй, рискнул назвать бы это [I]интонацией доверия[/I]. Не столь важно, что хотел сказать или говорил БГ. Но невозможно было не верить тому, [I]как[/I] он это говорил. Этому верила даже моя простая, с абсолютным слухом, бабушка, которая плакала всякий раз, когда слышала песню «Дети Декабря». В которой не понимала, конечно, ни одного слова.
К той интонации и даже этой [I]теме[/I] БГ вернулся (и это было приятной неожиданностью) в альбоме 2009 года «Лошадь белая»:
[I]Не верь ни одному сказанному мной слову,
Но прислушайся к мерцающей звезде:
Господу видней.[/I]
Да, именно, эта вот «мерцающая звезда» звучащего слова; этот голос, который шёл как бы оттуда, «с неба», создавая ощущение сквозняка, — всё это и было, наверное, тайной притягательности песен раннего БГ.
Сейчас это, быть может, сложно представить, но в конце 80-х парадное, в котором жил БГ, всегда полнилось поклонниками. Ему буквально не давали проходу. И в этом было очень немного общего с нынешним культом «звезд». То были юноши и девушки, жаждавшие [I]учительного[/I] слова. Все как-то забыли в процессе «гламуризации дискурса», что «звезда» может учить. Вспомнили – когда искусственно выращенные в пробирках «звёзды» не то что учить – разговаривать по-русски почти не могут.
БГ, конечно, был настоящей «звездой», но совершенно особой, к которой не подходили приставки рок- и поп-. Хорошо помню, как тяготился он в конце 80-х ролью «вождя» и «гуру», навязываемой ему поклонниками. Да и сейчас, когда его спрашивают об этом, смеётся. Они, однако, победили, и эзотерический статус прочно закрепился за автором-исполнителем на многочисленных форумах и комьюнити, посвященных Гребенщикову и творчеству «Аквариума»: [I]«Дядя Боря![/I] – пишут современные адепты. — [I]С днем рождения, дорогой бородатый Гуру! Здоровья и творческого задора! У меня не поднимается рука критиковать последние вещи "Аквариума", потому что какое-то сияние чистого разума (или безумия) и всепроникающая Любовь, это уже не музыка, а молитва-медитация»[/I]. Поздравляя «гуру» с 57-летием, в «Кругах» пишут: [I]«Дорогие друзья, поздравляю Вас с днем появления на Свет моего великого учителя Бориса Гребенщикова, научившего меня любить этот и все другие миры!»[/I]
БГ может сколько угодно дистанцироваться от таких оценок. Однако, не он ли начинал один из первых своих поэтических манифестов словами: [I]Доверься мне в главном, / Не верь во всем остальном?[/I] Не он ли (там же) продолжал: [I]У нас есть шанс, у нас есть шанс, в котором нет правил?[/I]
Это на самом деле были (даже если БГ думал и думает сейчас иначе) очень серьезные, программные заявления. [I]Смотри мне в глаза, скажи мне: могу ли я лгать?[/I] – пел Гребенщиков. Что же ещё оставалось делать его слушателям приблизительно от 12 до 25 лет (теперь им, как минимум, под 40, а кому-то и за 50), как не заглядывать в эти глаза и не понимать, что лгать они не могут?
А потом – что-то случилось. БГ перестал быть полубогом, воплотился – хоть и не в «семипудовую купчиху», но во вполне дородного джентльмена, «настоящего рокера», а на рубеже тысячелетий и вовсе в некоего персонажа не то тибетской, не то индуистской мифологии. И несмотря на то, что его исполнительское мастерство при этом заметно выросло, музыканты 90-х и 00-х в «Аквариуме» были и есть превосходные, но что-то умерло, закончилось, прекратилось. Как сказал один мой знакомый: [I]«БГ обманул нас. В 80-е он всех звал куда-то, а в результате мы пришли совсем не туда»[/I].
Это, в сущности, была очень русская история: поэт и музыкант, однажды задумавший стать «послом рок-н-ролла в неритмичной стране», стал восприниматься не только как «проводник» западной молодежной субкультуры (хотя отчасти и это было), но как учитель жизни, знающий узкий путь спасения в оторвавшемся от традиций и быстро меняющемся к худшему мире. БГ оказался к этому как будто бы не готов. Он никого не собирался ничему учить – только пел о себе и о своем. Но вместе с тем целое поколение получило ряд специфических жизненных установок, которые ничем иным, кроме влияния личности и творчества Бориса Гребенщикова, объяснить невозможно.
Видимо, это случилось потому, что слова, сказанные со [I]властью[/I], а в данном случае ещё и положенные на ритмическую основу, имеют действительную силу. Они, собственно, и творят мир, точнее, претворяют, преобразуют его. Стихи – это хлеб и вино, в буквальном смысле. Ими можно питаться, ими можно жить. Они меняют плоть и кровь мира. Так повелось после воскресения Слова. Есть поэзия Евангелия, живая, несмотря на вечные трудности синодального перевода. Когда Христос говорит о Своих словах, которые «не прейдут», в то время как небо и земля прейдут, Он имеет в виду ведь не написанные в книгах буквы, а именно [I]звучащее[/I] слово. И вот этого никогда не поймут книжники и «талмудисты» всех мастей. И никогда не понимал этого покойный осьминог Пауль – а он никогда не ошибался.
Пафос живого, не книжного слова пронизывает раннее творчество БГ, там можно найти целые россыпи почти случайных словосочетаний, которые искрят живым электричеством («ко мне приходит мотив, я отбираю слова»). Поздний БГ поэтически более скуп и конкретен, тяготеет к лаконичности и афористичности квазифольклорных выражений, но и в них порой что-то проскакивает: [I]«Адам стал беженцем»[/I], [I]«муж превратится в орнамент»[/I], [I]«мешай водку гвоздём»[/I].
БГ прекрасно известна эта преобразующая сила слова – в том числе и социально преобразующая. Недаром на встрече рокеров с президентом первой исполненной им песней стала «Поезд в огне», случайно, нет ли, но ставшей одним из гимнов «перестройки». «Я не пел её до этого около двадцати лет, — признался автор Познеру. – Мне опять стало интересно её петь… Я пою то, что мне сегодня интересно. У меня не получится ничего другого». По словам БГ, президент выслушал песню «очень внимательно». Эпизод весьма примечательный: власть выражает заинтересованность в напоминаниях о «перестройке». Похоже, ей снова нужен голос, властно требующий перемен. Внутри самой власти, что любопытно, сегодня такого голоса не слышно.
[I]Время вернуться домой![/I] – скомандовал в 1987 году БГ устами полковника Васина. И не послушать эту команду было невозможно. Другое дело, что когда, действительно, мы попытались вернуться, потусторонний гардеробщик БГ исчез, а на его месте у пустой вешалки обнаружился внезапно Вас. Вас. Розанов и подмигнул с хитринкой: ни шуб, ни домов, как водится, не оказалось. Именно поэтому команда возвращаться сменилась недоумением автора: «[I]Как[/I] нам вернуться домой?»
[I]
Я хотел бы, чтобы я умел верить,
Но как верить в такие бездарные дни -
Нам, потерянным между сердцем и полночью,
Нам, брошенным там, где погасли огни?
Как нам вернуться домой,
Когда мы одни;
Как нам вернуться домой?[/I]
И после этого, как раз во второй половине 90-х, началась уже другая история – история ухода (или, если угодно – Исхода) с обещанием непременно вернуться:
[I]Будет день всепрощенья — Бог с ним, я не дождусь
Я нашел как уйти, и я уйду и вернусь…[/I]
«Мы», так и не нашедшее дома, не обретшее землю, сменяется «я», стремящимся прочь с этой земли. История, завершившаяся, как кажется, «Лошадью белой», где поэт-сокол фактически манифестирует своё «вечное возвращение»:
[I]Если долго плакать
Возле мутных стекол,
Высоко в небе
Появится сокол.
Появится сокол
Высоко над тучей,
В это время важно
Не упустить случай,
Увидеть его крылья,
Увидеть его перья
И вдруг удивиться —
А кто это теперь я?
Почему внизу туча,
А надо мной ясно?
Видимо, я плакал
Совсем не напрасно,
Видимо, вот оно -
Пришло мое время,
А внизу медленно
Бредет мое племя.
А мне лететь выше,
А мне лететь в солнце
И все-таки вспомнить,
Что внизу оконце
С мутными стеклами,
В которые бьются
Милые мои.
Сгореть и вернуться.
Если долго плакать...[/I]
Возвращение всякий раз неизбежно, поскольку «милые» остаются внизу, в опасности, в запустении, в тесноте, взаперти, в плену… Борис Гребенщиков и сегодня не находит никакого иного разрешения этого конфликта, помимо романтического: земля по-прежнему чужбина, отечество – «высоко в небе». Но ради «милых» надо спускаться. И эти слёзы тут, пожалуй, единственное, что добавляет автор к содержанию платоновского мифа о пещере. Но они-то и важнее всего.
Вообще «Лошадь белая» — настоящий «аквариумовский» диск с характерной для подобных случаев монограммой А. По крайней мере, первая половина альбома действительно заставляет вспомнить лучшие годы этого коллектива, когда БГ был скорее «богом», нежели человеком, и, казалось, ему это совсем не трудно [1].
Тогда БГ открывал горизонты. Но все они оказались слишком узкими. Или, наоборот, чересчур широкими. «Шанс, в котором нет правил» означал отнюдь не безграничную свободу, как это могло казаться адептам в 80-е. Свобода вообще немыслима без ограничений. Как раз ограничения, границы и создают коридор для свободы. «Шанс без правил» мог сработать только в мире строжайших правил. Исчезли правила – улетучился и шанс. Свобода в обществе без правил невозможна вообще. Но маэстро по-прежнему утверждает: «Мы сейчас живем в эпоху чудовищной, непривычной для русского народа свободы». Утверждение странное, мягко говоря. Не хотелось бы вспоминать пресловутое: «Народ освобожден, но счастлив ли народ?» — дело не в счастье, которого нет и не может быть, конечно. (Отсюда и рекордное количество самоубийств). Дело – в отсутствии каких бы то ни было границ, а значит, и в тотальном отсутствии свободы.
Мечта о безграничном, беспредельном, присутствовавшая как фон в ранних песнях БГ, теперь воплощается с завидным постоянством в песнях каждого нового альбома. «Неизъяснимо», «Не могу оторвать глаз от тебя» и т.д. В основе этого апория временного и вечного – это «конечное» и «временное» закончится, начнется «вечное» и «бесконечное» (да, в общем, «уже началось»). Собственно, в этом весь БГ. В его самой антипоэтической ипостаси. [I]«Знаешь, небо становится ближе»[/I] — пел он в 80-е, и это можно было понимать по-разному. Теперь «небо» приблизилось настолько, что стало ясно: мы на пороге самого настоящего ада. И БГ, вроде бы, не может этого не понимать, и у него тоже [I]«Девушки танцуют одни»[/I]. И тем не менее, он продолжает славить «День радости», который когда-нибудь непременно наступит. Позвольте, но ведь он уже наступил?
[I]И нет ничего, кроме этого дня;
И все равно — здороваться или прощаться,
Нам некуда и некогда возвращаться.[/I]
События закончились, наступила вечность. БГ, заклинавший будущее, свидетель сходящего неба на землю, не может не чувствовать, что наступившая вечность вовсе не так сладка, как воображалась, и вообще не то, к чему надо было стремиться. Однако – в силу, может быть, поколенческих своих приоритетов, он продолжает считать эту выхолощенную вечность несомненным благом.
Между тем, история остановилась. И все мы как бы остановились. Певец, каждым словом своим, каждым движением напоминавший о необходимости перемен («двигаться дальше, как страшно – двигаться дальше»), о необходимости, выстроив дом, оставлять его, потому что «в доме становится тесно – на улице мокрый снег», стал приблизительно с середины 90-х имитировать движение, устраивая почти неприличный маскарад. То появлялся в шапке разноцветных волос, то обривался наголо, заплетая бороду в косичку. То отвешивал тибетские поклоны со сцены, то выходил в красных шароварах с надписью «Fuck you». То делал всё это одновременно.
Вся эта клоунада (недаром его так полюбили с некоторых пор театралы), неприятно поражавшая его старых поклонников, призвана была скрыть одно: его недовольство собой и тем, что больше ничего не происходит. [I]«Всё уже случилось, мёртвые матросы не спят»[/I].
Но вот что-то забрезжило в беспросветной тьме конца нулевых. Наконец, подул [I]ветер[/I], о котором «дядька» БГ предупреждал на вдохновенном альбоме 2005 года Zoom Zoom Zoom [2] :
[I]Жизнь ползет как змея в траве,
Пока мы водим хоровод у фонтана.
Сейчас ты в дамках,
Но что ты запляшешь,
Когда из-за гор
Начнет дуть трамонтана?[/I]
Эти слова вселяют надежду, что перемены всё ещё возможны, и те, кто «в дамках», должны ощутить лёгкий сквозняк… [I]«Ещё четыре года, и на часах будет новое время…»[/I] Четыре года прошли, особенных изменений пока незаметно. Тем не менее, движение ощущается… И «Поезд в огне» на встрече с президентом звучал не случайно.
[I]Извиняйте дядьку, если что-то случилось,
О чем уже давно было спето.
Это потому что зумзумзумзумзум…[/I]
Четыре года спустя этот уже воплотившийся в голосе старый – даже не дядька, а скорее «дед» призывает: [I]«Дуй, ветер, дуй»[/I]. Поэт – всегда флюгер, улавливающий потоки времени, но здесь перед нами скорее поэт-вещун, этот ветер вызывающий.
[I]Дуй поперек, ой, дуй наверняка,
Дуй, дуй, дуй, пока не сдует,
Вдуй по пилораме,
Вдуй по островам,
Дуй с севера, дуй, дуй с юга,
Дуй, пока стекла не вынесет из рам,
Дуй, дуй, дуй, пока не сдует
А мы ждем…
Ждём, ждём, ждём.
Мешай водку гвоздём.[/I]
Похоже, у этого дома, который в действительности, как и весь нынешний мир, не хочет меняться, не желает «двигаться дальше», налетающий ветер вскоре сорвет крышу. «Горе вам – консерваторы, едросы, фарисеи!»
Но, может быть, всё это «оптический обман», и все эти дежурные апокалиптические ожидания и призывы просто необходимы нынешней вечности для очередной успешной симуляции перемен? Подождём ещё немного, в самом деле. Хотя бы до будущего года. Водки ещё много, да и гвоздей хватит на всех.
--
[1] «БГ — бог, от него сияние исходит» — как говаривал Африка из соловьевской «Ассы».
[2] Название которого можно приблизительно перевести как «ближе ближе ближе».
Источник: [U][url]http://pravaya.ru/ludi/451/20497/[/url][/U]
