Александр Башлачев

[Komandarm]

По моему, к СашБаш ближе к традиции Высоцкого, чем рока. И дело здесь даже не в том, что и он всю жизнь на акустической гитаре проиграл, а в поэзии.

[Джулиана]

Возможно, но его стихи и не должны восприниматься вне музыки. Если бы он хотел, чтобы его читали - он бы выпустил книгу, а не писал песни.

Наверное это дело читателя - воспринимать без музыки или с музыкой.

[ooz2003]

Наверное это дело читателя - воспринимать без музыки или с музыкой.

+1

Одно бесспорно: этот человек, выросший и воспитанный в рок-среде.
И, возможно, первый просёкший гнилость и некоторые подставы рок-культуры, как таковой (самой по себе, как в некой "автономной" среде). Почитайте/послушайте его интервью большое с Юхановым. Под конец, если не совсем "разочаровавшийся" в ТАКОЙ рок-культуре, то настойчиво искавший выхода из этого "анклава" вширь и вглубь. И очень многих сподвигший на такие поиски.

[Гость]

Почитайте/послушайте его интервью большое с Юхановым.

А где почитать или послушать можно?

[ooz2003]

В Томске [почитать]:
Чтобы увидеть ссылку вы должны зарегистрироваться
+ см. также небезынтересные материалы:
Чтобы увидеть ссылку вы должны зарегистрироваться

Или прямая ссылка [послушать]: Чтобы увидеть ссылку вы должны зарегистрироваться
[Аудиозапись интервью - 16 Мб]

[почитать] Чтобы увидеть ссылку вы должны зарегистрироваться

[Гость]

В Томске [почитать]:
Чтобы увидеть ссылку вы должны зарегистрироваться
+ см. также небезынтересные материалы:
[url]http://***************************/index.php/topic,5826.0.html[/url

Здесь фильтр на ссылки стоит. Скопируй лучше прямо сюда текст.

[ooz2003]

Всё равно же все знают, что там вместо звёздочек должно быть :-)
Так что кто хочет большего - пройдёт по ссылкам.


Полуторачасовое интервью Башлачёва Алексею Шипенко и Борису Юхананову, Москва, 1986 год.
В середине интервью Александр исполняет песню "Сядем рядом".

Спойлер

Б.Юхананов:

Это интервью имело конкретную цель. Оно было записано весной 1986 года для спектакля "Наблюдатель", который был задуман как роман о рок-музыканте.
Была написана пьеса, и потом она пошла в такую своеобразную творческую разработку внутри работы над спектаклем. Автор этой пьесы - Леша Шипенко, и я - как режиссер. Мы вместе работали над этой темой. Там много всего было сделано.
Как раз в это время Саша часто бывал в Москве, и я решил с ним встретиться, чтобы накопить звуковой и одновременно смысловой документальный материал для этого спектакля. Кроме того, была идея, что Саша будет участвовать в нем... Мы встречались, в основном, ночами, бродили... Он был в очень светлом и прекрасном состоянии. Его внутренние вибрации были в тот момент, как мне кажется, на пределе - очень позитивны, и свет шел очень сильно.
И вот мы решили у Андрюши Пастернака в студии ВТО сделать очень качественную запись с ним, а потом с Борей Гребенщиковым специально для этой работы, чтобы обработать материал и как бы матрицу собрать. Это не интервью для газеты, не интервью для журнала, это парадоксальная такая вещь - интервью для спектакля. Фактически очень оригинальный жанр оказался, ну, и по-своему, совершенно магический.
В частности, мы спрашивали про смерть, потому что сам сюжет спектакля - миф. Центральный миф заключался в том, что музыкант исчерпывает в себе музыку и жизнь. И это я спрашивал напрямую у Саши, чтобы получить возможность аранжировки самой темы. И получилось так, что это интервью углубилось в процессе самого разговора совершенно неожиданно для нас и вышло на довольно предельные темы, не запланированные ни нами, ни Сашей и не относящиеся к актуальным моментам нашего бытия в это время.

Тем самым, я считаю, что это интервью как бы оказалось всем нам продиктованным. Вот этот способ нашего разговора оказался нам продиктованным, я абсолютно в это верю, если говорить серьезно. Спектакль был сделан. Саша умер.

Я оставил это интервью в спектакле. Оно целиком идет как фонограмма на протяжении всех пауз. Все перерывы, все паузы спектакль жил в квартире.
Спектакль, надо признаться, не родился, т.е. он был сделан, игрался в форме последней репетиции, но в последний момент нам пришлось уйти из театра Васильева, и получилась такая странная и по-своему драматичная рифма ко всей этой истории, записанной там. Он принял на себя во многом темы, которые обсуждал в себе сам этот спектакль.


Б.: Если говорить о явлении субкультуры, явлении рок-н-ролла... По всей стране, в каждом городе есть свой коллектив, который что-то делает. И удивительно - нет плодов. Растут деревья, все что-то выращивают, поливают, и практически нет плодов. Явление рок-музыки - гигантское явление, все захлестнуло, волна за волной идет. Плодов никаких, три-четыре имени, может быть, пять-шесть. И эти люди, на мой взгляд, исключают явление рок-культуры. Они не поддерживают его - просто исключают, зачеркивают, потому что оказывается, что все остальные занимаются беднейшей - по содержанию, и нелепой - по сути, деятельностью.
Почему? Потому что люди не задают себе вопроса "зачем?", люди задают себе вопрос "как?". Да как угодно, в каких угодно формах! Но они постоянно уходят от вопроса "зачем?". Потому что стоит только задать его себе, как оказывается, что король-то - голый. Его даже чаще вовсе не оказывается. Мы путаемся в рукавах чужой формы без конца.
Я подхожу к музыке, безусловно, с точки зрения литературной, с точки зрения идеи, цели, прежде всего. И, вероятно, я все-таки отвечаю себе на вопрос "зачем?". Это главный вопрос. А на вопрос "как?" можно отвечать без конца. И любая форма прекрасна там, где она должна расти, где у нее есть корни.
Каждую песню надо оправдать жизнью. Каждую песню надо обязательно прожить. Если ты поешь о своем отношении к любви, так ты люби, ты не ври. Если поешь о своем отношении к обществу, так ты так и живи.
А все остальное - спекуляция. Спекуляция на чужих формах, до которых дошли твои старшие товарищи, доехали до каких-то вещей, до каких-то оборотов, и вот ты тоже начинаешь тянуть это дело. Зачем? Это все соблазн, великий соблазн.
Конечно, когда какие-то люди так здорово все делают, хэви, хард, все что угодно... Действительно интересно, и все готовенькое. И на готовенькое люди идут. Но нельзя оправдать слабость мелодий, текстов, идей или отсутствие их полнейшее тем, что это якобы рок-поэзия, якобы рок-культура, и вы в этом ничего не понимаете, это совершенно новое явление. Если это искусство... хотя "искусство" - тоже термин искусственный. Искус... Если это естество, скажем так, то это должно быть живым.
И, с точки зрения естества, авторского естества, не выдерживает никакой критики большинство групп, которые я, например, вижу в Москве, хожу вот на концерты. В Ленинграде точно так же, в других городах - тем более, потому что провинция у нас не понимает, не чувствует своей души, своих особенностей, как весь этот русский рок, так называемый, до сих пор не чувствует своей души, своего назначения, своей идеи.
Я в Сибири, например, встречаю безусловно талантливых людей, которые не понимают сути своего таланта и пытаются его облечь в чужие для них формы. То есть, они шлифуют свой талант, но совершенно не те грани, они вычесывают его. Их слепит... Их слепит то, что привлекает их в западной музыке. Но каждый человек индивидуален. Каждый человек - удивительная личность сам по себе, если он пытается понять свое место и поставить себя на это место.
Вложить свою душу, а не чужую, не заниматься донорством, пить чужую кровь и пытаться пустить ее по своим жилам. Ничего хорошего из этого, как правило, не выходит.
У нас сложная ситуация в музыке. Если бы мы были обеспечены студиями, возможностью выпускать пластинки, возможностью переводить идеи в продукцию... Но это другой вопрос.

Ю.: Но это связанные вещи.

Б.: Да, это такая сложность, которую, на мой взгляд, не удалось преодолеть никому. Либо тебе тратить энергию на то, чтобы что-то купить, чем-то зарядиться, либо... Или тебе на сторублевом "Урале" что-то делать, или на акустической гитаре. Такая проблема. И получается как-то или одно, или другое.
Мы постоянно лежащие боксеры. Как только пытаемся привстать, опять посылают в нокдаун. Но это не нокаут. Раз кто-то пытается встать, до нокаута еще далеко, и, наверное, нокаута не получится никогда.
В рок-музыке еще достаточно много пороха, я бы даже сказал, сырого пороха, который еще нужно сушить. А чем сушить? Чем угодно, своими словами, сухими дровами. Вот. Понять, чем его сушить. А без него пуля, опять же, не полетит.

Ю.: Ты призываешь вернуться к чему-то изначальному?

Б.: Я призываю вернуться, но по спирали. В нашей музыке сейчас происходит процесс, сходный с тем, что происходило в музыке западногерманской или в музыке любой страны, не говорящей на английском языке.
Те молодые люди - поляки, или венгры, или западные немцы - точно так же реагировали на рок-музыку, как и мы. Но при условии, что им было легче это делать. Среда располагала к этому, они не встречали трудностей, барьеров. Вернее, барьеры были, но только творческие. Они сталкивались только с творческими проблемами.
У нас же, прежде чем добраться до творческих проблем, нужно ой-ой-ой через какую трясину продраться. И, может быть, не стоит тратить силы на то, чего мы никогда, вероятно, не достигнем. Собственно, суть пока не в формах, а в содержании. И надо просто возвратиться к содержанию. Рок тоже родился не с усилителем "Фендер" в рюкзаке. Он родился точно так же.

Ю.: Заново родиться?

Б.: Ну да. Мы еще даже не родились. То, что мы делаем, это еще не рождение, это эскизы, попытки, макеты. Эмбрионы.

Ю.: Но на пути к творчеству, о котором ты говоришь, явно возникает социальный фактор, и он нам очень сильно мешает...

Б.: Безусловно, мешает. Правда, чувствуется иногда теплый ветерок, это радует, но это...

Ю.: Политика пряника и палки?

Б.: Да, политика одного пряника и пяти палок, я бы сказал.

Ю.: И этот социальный фактор ведет к вторичности, к Западу... Почему они играют Запад? Это же и социальный фактор давит.

Б.: А вот, по-моему, наоборот. Фактор запретов должен натолкнуть на мысль, что не стоит. Если мы не можем делать так, как на Западе, - хотя бы по формам, - то и не стоит этого делать. Надо найти содержание свое и вложить его в совершенно новые, иные формы. Как это произошло в Западной Германии – они сначала тоже стали подражать, играли на английском языке те же вещи, что и Битлз, и Роллинг Стоунз, и вся эта плеяда. Потом перешли к технологии наивного перевода.
То же и у нас, и это был прогрессивный шаг - технология наивного перевода, пели о том же, о чем пели за кордоном, только по-русски – пытались перевести чуть-чуть ближе, находить свои эквиваленты, что ли... Поют там о жизни в Чикаго, а мы о жизни в Чикаго петь не будем, мы будем петь о жизни в Москве.
Но это все равно не то, это не жизнь в Москве, это не жизнь Москвы, не жизнь наших улиц, не жизнь наших площадей. И тем более не жизнь третьей столицы. Вот есть Ленинград, Москва, и существует третья столица - это вся Россия. И получалась не жизнь третьей столицы, а придуманная, в общем, жизнь.
Но это все естественно, это все болезнь роста.

Ю.: Когда ты говорил обо всех, ты одновременно говорил и о себе. Но ведь ты не можешь существовать на энергии отказа от того, что другие не нашли. Значит, ты что-то нащупал.

Б.: Это смело сказано, но мне кажется, что я пытаюсь это делать. Я хочу связать новое содержание, ветер времени, ветер сегодняшних, завтрашних, вчерашних дней... собственно, это один ветер. И одно поле. И на этом поле я хотел бы найти свою борозду, бросить туда зерно своего представления о тех или иных вещах, происходящих вокруг меня. И чтоб зерно дало росток.
Конечно, это не будет принципиально новая форма, потому что принципиально новые формы невозможно придумать. Это будет развитие прежних.
Частушка и рок-н-ролл - я просто слышу, насколько они близки. Когда я слушаю Боба Дилана, я слышу в нем русскую песню, и не только русскую народную песню, я просто слышу в нем корень и вижу, что от этого корня идет.
Почему негритянская музыка нам близка, мы же никогда не были в Африке... Но мы чувствуем, что это естество, что это не искусство, что это не придумано.
Главное, чтобы пела душа. А там будет видно, какая твоя душа. Ты не думай о том, как это - петь, заставь петь свою душу, и все. Как бы она ни спела, это окажется верным. Если она будет брать чистые ноты, и ты не будешь ей мешать.
И я не придумываю форм, тут поиск-то нерациональный, рациональный обязательно приведет в тупик.

Ю.: У тебя есть чувство отпущенного времени?

Б.: Отпущенного мне времени?

Ю.: И тебе, допустим.

Б.: Я бы сказал так... Я бы сказал, что нужно туже вязать ту нить времени, ту, которая связывает каждого из нас со всеми и со своим временем. Если ты ее потеряешь, то все. А, собственно, любой нечестный поступок, любая спекуляция ведет к потере.

Ю.: В чем содержание спекуляции?

Б.: Содержание в том, что люди не отвечают себе на вопрос "зачем?", просто бегут от этого вопроса. Потому что стоит только поставить вопрос - зачем? - и все. Может оказаться, что, действительно, незачем. Просто незачем, и пора идти домой и задуматься.

Ю.: А с чем связано у тебя это "зачем"?

Б.: Совершенно с конкретным понятием.

Ю.: Выговорить эту жизнь?

Б.: Нет. Жизнь так прекрасна, жизнь так велика, что ее никогда никто не выговорит.

Ю.: Но разве искусство не бесцельно?

Б.: Конечно, нет. Искусство связано с любовью. Ты должен делать то, что ты любишь. Любить то, что ты любишь в этой жизни, и об этом петь.
Ты не можешь врать в любви. Любовь и ложь - несовместимые вещи. Если я люблю, я стараюсь находить те слова, которыми мне не стыдно говорить о своей любви.

Ю.: Но там, где любовь, там же и ненависть.

Б.: Ненависть - это особенная любовь. Любое чувство замешано на любви, и тот же страх... Любое чувство, так или иначе, представляет из себя ту или иную форму любви. Ненависть – это просто оскорбленная любовь.
И нужно петь о любви, о любви к жизни... или о нелюбви. Но факт тот, что ты готов бы полюбить, да вот, к сожалению, пока не можешь. Что-то не позволяет, совесть тебе не позволяет любить те или иные вещи, пока они находятся в том виде, в котором они находятся.
Не стоит мутить воду в себе. Любовь - она может быть сколь угодно грубой, сколь угодно ненавистью, жесточайшей даже ненавистью, но это не будет жестокостью. Жестокость только тогда, когда нет выхода.
Ты сколько угодно можешь ткнуть человека лицом в ту грязь, в которой он находится, вымазать его в том дерьме, в котором они сидит. Но потом ты должен вывернуть его голову вверх и показать выход, дать ему выход. И это зависит от тебя и от того, насколько он тебя поймет.
Ты обязан говорить так, чтобы тебя поняли те, на кого ты собираешься повлиять. Ты обязан делать так, чтобы поняли тебя и поняли твою любовь. Ты должен заразить своей любовью людей, дать понять людям, плохим людям, что они тоже хорошие, только еще не знают об этом.
Я говорю о себе, потому что я очень люблю жизнь, люблю страну, в которой живу, и не мыслю себе жизни без нее и без тех людей, которых я просто вижу. Я всех люблю на самом деле, даже тех, кого ненавижу. Едва ли я смогу изменить их своими песнями, я отдаю себе в этом отчет. Но ничего не проходит бесследно. И пусть это будет капля в море, но это будет моя капля и именно в море. То есть я ее не выпью сам.
Если я брошу свое зерно, и оно даст всходы, и будет не одно зерно, а - сколько там, в колосе зерен, десять, или тридцать, или пятьдесят, - я считаю, что прожил не зря. Это и есть цель. Я пытаюсь, слушая свою душу, не глушить ее и петь так, как поется. И ничего не придумывать!
Это моя беда, если есть цель и не поется. Так бывает, потому что не всегда хватает таланта сочинять музыку, стихи и заниматься творчеством. Но это невероятно вредный предрассудок - связывать любовь и талант со сферой искусства. Все, что сделано без любви, не нужно жизни.
Ты хочешь делать музыку, а у тебя это не получается. И тут нечего плакать. Просто надо понять, что это не твое место, и найти свое. Не знаю, где, но там, где не хватает честных людей, а честных людей не хватает везде.
Если ты чувствуешь в себе любовь, ты люби и рассказывай о ней. Если ты что-то ненавидишь, а, как мы поняли, это тоже любовь, рассказывай об этом. Но честно, слушая себя, не пытаясь придумывать какие-то немыслимые образы, совершенно самопальные культуры создавать.
Жизнь есть жизнь, и она не простит тех, кто думает о ней плохо. Только тех она не простит. Жизнь свое возьмет. И поэтому мне не нужны песни, в которых я не слышу любви. Это пустые песни, даром убитое время, даром прожженная жизнь. Это называется "коптить небо", действительно сжечь себя, свои дрова, но сжечь их впустую. Ничего у тебя на плите не стояло, и ты просто прокоптился. Это и называется "коптить небо". А небо коптить не надо, его цвет нас пока устраивает.

Ю.: А из тех песен, которые ты слышишь, ты хоть где-то находишь то, что можешь взять?

Б.: Конечно. Я очень люблю Бориса Гребенщикова, хотя мы с ним совершенно разные люди.

Ю.: Он поет о любви?

Б.: Безусловно. Он поет о своей любви. А я уважаю любую любовь. Понимаешь? Любую.

Ю.: А у Макаревича?

Б.: И у Макаревича тоже о любви. И у негров с Ямайки о любви. Я нахожу это у всех, у кого о любви.

Ю.: А глум может быть любовью? В наших корнях та же частушка, подчас там и глум есть, и ерничество. В наших корнях не только любовь и не только ненависть. Или только любовь?

Б.: Не существует чистой любви во плоти. Всегда что-то примешивается. Невозможно играть на одной ноте, скажем так.
Есть некая доминанта и вокруг нее масса того, что составляет из себя музыку. Любовь, скажем, как тональность. Если задать как тональность любовь, взять некую верную ноту-любовь, которая будет единственно верной и определяющей нотой, то все, что вокруг нее, - все это и будет жизнь. Но на одной ноте ничего не сыграешь.
Точно так же, как одной любовью совершенно невозможно жить. Это определяющая сила, самая великая сила. Любовь в каждом из нас есть любовь к одной и той же жизни. Но в каждом из нас и все, что плюс к любви, что в тебе еще есть.
Поэтому можно долго рассуждать: глум - любовь или не любовь. Это уж какой замес, какое в тебе тесто! Тесто же бывает совершенно разное, смотря для чего - пирожок испечь, или блины, или белый хлеб, или черный. Все это нужно в жизни. Но в основе все равно зерно. И любовь есть зерно, а все остальное зависит от того, какую задачу ты перед собой ставишь.
И надо понять, какая задача перед тобой стоит, какая дорога тебя ведет, куда тебя дорога ведет. Она же тебя именно ведет, ведет за душу. Как тебя мама за руку ведет, так и дорога ведет тебя за душу. И ты иди, шагай.

Ю.: Ты хочешь жить по своей дороге. Скажи, вот ты сейчас как затеял свою жизнь?

Б.: Да знаешь, я дышу и душу не душу. Я стараюсь не врать ни в песнях, ни в жизни, я стараюсь не предать любовь. Это самая страшная потеря - потеря любви, любви к миру, к себе, к людям, к жизни. Я это только обретаю. Я жил всю жизнь больным человеком, темным, слепым, глухим. Я очень много не понимал. И вот, я просто понимаю тех людей, которые занимаются музыкой.

Ю.: А встречались ли тебе гении-разрушители? Те, которые на вопрос: имеешь ли право? - могут ответить: нет, не имею, но могу. И разрушает он гениально. И, может быть, в этом разрушении он открывает какую-то жизнь?

Б.: Любое разрушение естественно. Истина рождается как еретик, а умирает как предрассудок. И этот предрассудок иногда нужно разрушать.
Я убежден, что человек, имеет ли он право на разрушение или даже не имеет, он наверняка разрушает предрассудок. Ни один нормальный человек не станет разрушать ту или иную истину, не станет топтать росток. Сухие деревья он будет действительно обрубать, чтоб дать дорогу новым.

Ю.: Он может уничтожить себя как предрассудок?

Б.: Понимаешь, в конце жизни каждый уничтожает себя как предрассудок.

Ю.: Все-таки ты рассказываешь бой. Если он идет... что будет дальше?

Б.: Если пользоваться сравнением с боем, то каждый находится на линии фронта, буквально, действительно на передовой. Каждый музыкант находится, так или иначе, на передовой. Но самое главное - не быть слепым и не ждать ни от кого приказов. Ты можешь сидеть в окопе, и все уйдут вперед, а ты все будешь ждать приказа.
Каждый должен сам себе скомандовать: вперед, в атаку! А для того, чтобы атаковать, надо знать, куда бежать, нужно знать цель. Видеть реальную цель, которую ты должен поразить.
Но, конечно, у всех свои функции, свои задачи - есть саперы панк-рока, есть гусары, есть пехота, есть истребители, есть бомбардировщики. И единого фронта быть не должно. И поэтому я не считаю, что все должны заниматься тем, чем я или Борис Гребенщиков. Таким образом, мы просто оголим остальные участки фронта. Но речь идет о том, чтобы все-таки держаться этой линии фронта, видеть пред собой цель и не сидеть в окопе.

Ю.: Ты хочешь быть с гитарой или с группой?

Б.: Я не могу решить сейчас, нужно ли мне создавать группу. Из кого? Я не могу делать это формально, не в туристическую поездку собираемся. Лично у меня нет таких людей, они ко мне как-то не пришли. Если появятся, я скажу - очень хорошо, - если придет человек и сыграет так, что я почувствую, что он меня понял душой, у него душа в унисон с моей. Если получится, я буду
рад, это будет богаче... Если будут друзья, и они будут любить то же самое, значит, мы будем сильнее. Но я могу петь с гитарой.

Ю.: Мир, в котором ты живешь, - какой он? Или каждый из нас существует в своем мире?

Б.: Я тебе скажу еще раз, что начал ответ на этот вопрос год назад.
На этот вопрос нужно отвечать всю жизнь. И человек, взявший в руки гитару, начал ответ, начал беседу с теми, кто рядом с ним. То есть он решил, что его душа вправе говорить в голос.
Вот, собственно, зачем? Затем, чтобы ответить на этот вопрос - "зачем?". И я буду отвечать на него всю жизнь. И в каждой песне я пытаюсь ответить, и каждым поступком, каждой встречей. С утра до вечера, каждый день. Это работа души - ответ на вопрос, в каком мире ты живешь и каким ты хочешь его видеть.
Ну, и давай я еще так отвечу. Я скажу, что живу в мире, где нет одной волшебной палочки на всех, у каждого она своя. И если бы все это поняли, мы смогли бы его изменить. Мир стал бы для каждого таким прекрасным, какой он и есть на самом деле. Как только мы поймем, что в руках у каждого волшебная палочка, тогда она и появится в этом мире. Это утопия, казалось бы. Но за этим будущее.

Ю.: А скажи, ты мог бы уйти, вот, как в этой пьесе... У тебя бродячая жизнь сейчас.

Б.: Да, конечно, я у жизни в гостях.

Ю.: А ты хотел бы получить вдруг такую дачу с аппаратурой?

Б.: А кто против? Никто не говорит о том, что нужно отказаться от еды, от одежды, надеть вериги и ходить по мукам. Но какой ценой? - вопрос.
Конечно, я был бы рад, если бы мне не пришлось задумываться о том, где я завтра запишу свои песни. Но раз это не так, я принимаю все, как есть. Мир прекрасен. Жизнь прекрасна.

Ю.: А как тебе кажется, в этой стране вообще возможен рок?

Б.: Есть формы рок-н-ролла, блюза, и мы должны вырасти из них, любим-то мы все равно немножко другое, это естественно. Мы должны петь о том, что любим, но при условии, что время не кончается за границами нашей родины. Везде один и тот же ветер - попутный.

Ю.: Я встречал таких людей, которые стали играть нью-вейв до того, как услышали его с Запада. Значит, они могут существовать на этих формах?

Б.: Но в этих формах, как правило... Пожалуйста, я не спорю, дайте, покажите, но ведь этого не происходит. И, естественно, я делаю вывод, что в этих формах наше содержание не держится.

Ю.: То есть, нужна какая-то принципиально русская?

Б.: Это настолько же принципиально, насколько и нет.
Вот слово времени, время говорит свое слово. Там его легче словить и назвать его, дать какую-то форму. Они дух времени поймали верно. И, конечно, он нас касается. Но словили-то они его в своих формах! Нам надо тот же самый дух времени словить просто в своих.

Ю.: Но ведь дух времени - это не дух нашего времени.

Б.: Но почему?

Ю.: В этой комнате один дух; если она заперта, дух становится еще более терпким. А если мы откроем двери и окна, тогда дух этой комнаты станет духом улицы или пространства вокруг дома. Но пока это пространство - спертое, и дух здесь - спертый.

Б.: Правильно, все правильно. Но ведь и там, и там воздух, все равно любой дух замешан на воздухе. "Дух времени" – как воздух. Тут все очень спорно. Какова любовь? Кто как представляет себе любовь, жизнь, у всех свои комплексы, проблемы, личные там, детство трудное... Это все другое дело. Если говорить о каких-то принципах, все-таки... Зачем ты играешь музыку реггей? - ты живешь в Норильске. Раз ты играешь реггей, так ты давай, снимай с себя тулуп и ходи в набедренной повязке в Норильске.
Ты должен прожить песню, проживать ее всякий раз. Но в парусиновой шляпе по снегу, по тайге никто не пойдет. А раз не пойдет, значит, надо петь песни ушаночки и вот этого тулупчика. Ты не должен делить себя на себя и песню, это не искусство, это естество.
Для меня вот это - критерий. Ты не можешь внедрить в себя инородное тело, как бы оно тебе ни нравилось. Я бы, может быть, хотел, чтоб у меня вырос хвост. Может быть, мне было бы удобно отгонять им назойливых мух. Но он у меня не вырастет.
Кто-то, видимо, рванет вперед, кто-то покажет форму новую, естественную. Тут мы не должны форсировать.
Понимаешь, истина никогда не лежит между двумя противоположными точками зрения, они всегда истинны. Всегда существуют две противоположные друг другу истины, и каждая из них абсолютно верна по-своему.
То, что истина лежит где-то посередине, - это вздор. Между ними - не истина, между ними - проблема. И как только ты ее решаешь, эти две истины примиряются естественным образом. К проблеме сразу возникает контрпроблема, и так далее. Утверждая то или иное положение, мы просто должны помнить, что существует контристина, которая, безусловно, важна.
И когда я говорю, что мы не должны форсировать намеренно, это правильно, но также правильно и то, что мы должны вести постоянный поиск. Слушать свою душу.
И когда мы говорим, что мы должны на национальной почве что-то делать, это так же верно, как и то, что мы не должны.
Почему, например, я, русский человек, терпеть не могу славянофилов? Потому что любое фильство предполагает какую-то фобию. А я не в состоянии мириться ни с какой фобией, я вне фобий. То же самое и с формами. Надо учитывать эти две истины и решать проблемы между ними. Найти содержание сначала.

Ю.: Сашка! А как ты произошел? Я не знаю, как точно сформулировать, чтоб вопрос звучал не совсем банально...

Б.: Ясно. Почему я решил писать песни? Да? Или что?

Ю.: Да, вот как это случилось?

Б.: А почему человек начинает обычно сочинять песни? Я полагаю, только потому, что он живет, живет, и вдруг понимает, что ему хотелось бы слушать такие песни, которых нет. Или видеть картины, или смотреть спектакль.
И человек думает: "Почему же до сих пор никто этого не сделал?" А потом думает: "А почему бы мне не сделать это самому?" - и пытается, так или иначе.
Надо трезво просто понимать, можешь или нет. Если не можешь - не делай, найди в себе силы, это гораздо сложнее.
Вот у тебя душа вырастет в тот момент, когда ты поймешь, что тебе не стоит этого делать, тебе просто надо работать с собой - не книжки там читать, а понять, кем ты должен быть. Просто быть хорошим, добрым человеком, честным по отношению к своим близким, знакомым. Это главное, это просто.
Если любишь постоянно, с утра до вечера, каждую секунду - это просто то, что дает тебе счастье, дает тебе силы жить, силы радоваться. И быть нормальным, открытым, честным человеком. Это единственная вещь, которая всегда с тобой.
Тебе должно быть стыдно делать дурной поступок, потому что любовь всегда с тобой - как ты можешь ее обмануть, глушить в себе жизнь? Глушить талант, то, что у тебя болит, то, что тебя беспокоит?.. Может, ты боишься понять, боишься почувствовать это, боишься справиться с собой. А душа-то в тебе болит, душа-то в тебе говорит: давай, шагай, что ты сидишь в своем окопе, все в атаку идут. А душа у тебя болит потому, что она чувствует, что она не на месте, и ей надо найти свое место. А ты ее глушишь, не слышишь. А она все равно не уйдет, все равно, в конце концов, раскаешься. Дай Бог, чтоб было не поздно, потому что это трагедия - не услышать вовремя душу.
У тебя - душа, любовь - над тобой. И должно быть просто стыдно. Если всем станет стыдно...

Ю.: Может ли быть в твоей жизни история, когда свет померкнет?

Б.: Нет, такого не может быть. Еще раз говорю: это только от меня зависит.

Ю.: Ты уверен в том, что ты его удержишь?

Б.: Конечно. Я удержу его в своих руках. Потому что я только этим и занимаюсь, и все мои песни, поступки направлены на то, чтобы удерживать свет, и они с каждым днем должны быть все более сильными, чтобы его удерживать. Тут не проедешь налегке с пустым разговором.
Я не верю тем людям, кто не страдал. И даже тем, кто очень страдал. Тут вопрос в том, что кровь льется либо напрасно, либо нет. И если даже собственная кровь с человека льется как с гуся беда, ты ничего не понял в жизни. Ты не извлек урока, твои страдания бессмысленны. А все через страдание - когда душа болит, значит, она работает.

"Объясни - я люблю оттого, что болит,
Или это болит оттого, что люблю?"

Невозможно объяснить, потому что это одно и то же.

Ю.: Ты говоришь о двух истинах. А свет и тьма - это не две истины?

Б.: Да, конечно. Что такое свет и тьма? Тут очень легко можно разобраться.
Все, что впереди тебя, - это всегда свет. Сначала ты пройдешь половину пути через тьму, потом ты получишь ровно столько же света. Человек не расплачивается ни за что совершенно. Не бывает, чтобы человек получил что-то в дар, а потом ему приходится за это рассчитываться, отрабатывать. Ничего подобного. То, что человек получил, - это заработано.
Тень - она всегда сзади. Если ты обернешься, сзади будет тьма, а впереди всегда будет свет. Понимаешь, о чем речь?
То место, по которому ты идешь, всегда тьма. Свет всегда впереди. Граница проходит прямо по твоим ногам. Если ты шагнул - ты шагнул во тьму, но одновременно ты ее и одолел.
Почему любой удар ты должен принимать как великий дар? Потому что если меня ударило, я должен знать, что это - удар судьбы. И его важно понять. Понять, для чего нужна эта жертва. Любой удар - тебе в спину, и не нужно оборачиваться, выяснять и сводить счеты, не нужно, не стоит - ты обернешься, а там - тьма. И опять ты вернулся к себе, к прежнему - любой отрезок пути, каким бы светлым он тебе ни казался, автоматически превращается в темный, как только ты его прошел - ты отбрасываешь тень назад.
Это дар - любой удар. Раз тебя бьет, значит, тебе дается возможность больше пройти, дальше. А если ты не сделаешь, собьешься с курса, ты все равно вернешься по кругу на то же место. В другой ситуации, естественно, с другими, может быть, людьми... Но все равно будешь обязательно пытаться ту же задачу решить.
Душа все равно ведет тебя за руку. Но ты иногда не понимаешь, куда она ведет, и немного сворачиваешь. Это ничего, можно сворачивать. Тут милосердие. Как сам себя показал, ничего кроме этого не получится, никто тебя не накажет больше.
Это очень трудно - всякий раз по одному и тому же месту. Как только человек начинает чувствовать боль, он сразу начинает бояться этой боли. Это талант, талант-то в нем режется, душа в нем режется для того, чтобы прорвать себя и ощутить себя частью целого. Не то чтобы слиться, а по формуле «я + все», каждый - центр, совершенно индивидуальный, совершенно неповторимый.

Ю.: Вот ты сейчас рассказываешь движение, а в этом движении остаются песни, они этим движением рождаются?

Б.: Они не остаются потому, что они входят в чужие души.
Вот перед тобой песня. И раз ты ее понял, значит, твоя душа захватила пространство и стала больше, то есть душа твоя растет.
А вот потом, когда человек поймет, что он не просто индивидуальность, данность какая-то, а часть всего, когда душа рванет из тела... Ты поймешь, что ты совершаешь еще один шаг в целой цепи шагов, поймешь, что ты часть всего и что все будет хорошо. Только не навреди себе, живи, работай, не думай, что тебя лифт довезет. Лифт никого никуда не довез. Я же, собственно, об этом пою и буду петь.
Тут вопрос стоит так: знает ли истину тяжкий путь познания, который нам предстоит пройти? В принципе, каждый из нас знает эту истину изначально, эту истину знает душа. И пытается тебе сообщить каждый день с утра до вечера. А ты должен ее слушать, она тебе все скажет, все даст, даст силы любовью. Твоей же любовью. Чем больше ты отдашь ей, тем больше будет даваться тебе - чтоб больше отдавал.
Она тебе постарается сообщить всякими путями. В том числе - женщина. Что такое женщина? Это еще один из языков, на которых с нами говорит мировая душа.

Ю.: Господь.

Б.: Ну да, язык. Один из самых важных Его языков. Он с нами говорит всякими разными приметами, все сообщает, и ничего лишнего.
Рисунок на этой пачке сигарет для кого-то наверняка сыграет свою роль.
Или песня - сидишь ты вечером и слушаешь Битлз. И врубаешься, что песня написана именно для этого вечера, об этом вечере. Разговариваешь ты с человеком, а она совершенно точно попадает в нерв вашей беседы. Можно даже не разговаривать, а послушать, какие там будут песни дальше, и понять, чем у вас все кончится.
Это просто многофункциональность. Это просто потенциал, который еще раз перевел себя в кинетику, стал реальным действом. Просто из века в век, из года и год, изо дня в день общую мировую идею мы переводим в форму за счет таланта.
Талант - способ перевода. А если говорить о программе... то, когда люди садятся играть в шахматы, всем ясно, что игра так или иначе кончится матом. Или если ты сядешь играть с Каспаровым, проиграешь в любом случае. Это, казалось бы, детерминировано, да, исход, результат, да. Но остаются подробности, ты же сам решаешь, и он решает, какой пешечкой ходить. А для того чтобы перевести потенциал, есть шахматы, есть коробка, и мы должны сыграть. Перевели все это, реализовали кусок потенциала. Все. Но для того чтобы игра шла, кто-то должен играть белыми, кто-то черными, а иначе все перепутается. И поэтому мы виноваты перед тем, кто вынужден быть плохим.
Допустим, я – хороший. Считаю себя хорошим, добрым, честным, умным, вроде Кука. Все правильно. Но кто-то ведь должен быть плохим в таком случае. Иначе как, если все будут хорошими? Это будет когда-нибудь. И это будет довольно страшно. Но будет.
Мы виноваты перед ними, они виноваты перед нами. Почему понятие общей вины? - конечно, только поэтому.
Надо добиться, чтобы душа смогла говорить со всеми, чтобы тебе было что-то дано. Надо показать, что у тебя чистые руки, чтоб тебе можно было что-то вложить. Иначе тебе никто ничего не вложит, потому что душа откажется, твоя же душа. Она тебя будет сначала заставлять вымыть руки, и только потом она тебе что-то в них даст.
А ты всегда пытаешься что-то цапнуть, она не дает - значит, ты цапаешь чужое, раз она тебе свое не дает. Это естественно. Значит, ты берешь чужое. А чужое в твоих руках никогда не будет живым, оно сразу мертвеет. Потому что ты только часть своей души можешь нести вот так. Живую воду. А все остальное, что ты будешь где-то там черпать, будет мертвая вода из чужих рук.
Душа тебя сначала научит вымыть эти руки, чтобы ты был готовым к тому, что она тебе должна дать. И только через страдание. Это же очень мучительно - осознать вдруг, что, вроде как, я - гитарист, у меня - ансамбль, мы, там, играем, у нас название есть, и нам свистят, хлопают...А потом понять, что ты – дерьмо, в общем-то, еще. В принципе, понять - это не обидно. Это ни в коем случае не обидно. Это великая честь для человека - понять, что он дерьмо.

[Komandarm]

В случае с Башлачевым красивый голос или хорошая игра на гитаре только испортили бы эти песни. Петь с надрывом - это тоже уметь надо. Иной человек может надрываться-надрываться, а ему скажут, что пел ты никак. Так, к сожалению, случилось и с СашБашем. Квартирник у БГ он отыграл, будто последний раз в жизни гитару берет, а вот в ДК Ильича в 87-м он уже был на исходе. Это уже был не огонь, а дотлевающие угольки. А вот Высоцкий до самой смерти этого не растерял. Может, потому что умирать не собирался.

[Komandarm]

В фильме "Живая история. Русский рок" Андрей Бурлака вспоминает, что для СашБаша не так уж и важно было петь только под гитару. Он мог бы петь и с группой, но это должна была быть такая группа, как The Doors.

[Джулиана]

Содержательное интервью.

[Julia]

По моему, к СашБаш ближе к традиции Высоцкого, чем рока. И дело здесь даже не в том, что и он всю жизнь на акустической гитаре проиграл, а в поэзии.

Совершенно с тобой согласна. У Высоцкого тоже на первом месте было слово, которое он доносил до слушателя с помощью гитары. (гармония была элементарная, аккорды простые),а вот текста.. так что поэзия на первом месте. Так и у Сашбаша.

[Бывший]

Вот такое граффити нашел на Усова:



Не знаю, может оно «весит» уже давно, но я заметил только вчера и очень порадовался.
Обычно на стенах рисуют – пишут всякую фуйню, а тут «Время колокольчиков», автор молодец!!!

[Komandarm]

Вот такое граффити нашел на Усова:



Не знаю, может оно «весит» уже давно, но я заметил только вчера и очень порадовался.
Обычно на стенах рисуют – пишут всякую фуйню, а тут «Время колокольчиков», автор молодец!!!

Ништяк! Побольше бы таких толковых граффитчиков!

[Бывший]

Ништяк! Побольше бы таких толковых граффитчиков!

Посмотрел в википедии, эти граффичики называються райтеры!

[dante]

- голос у него классный.
- народ посоветуйте, что нибудь Башлачевское....я пока тока "Время колокольчиков" послушал(вабще вещ!!!)...подскажите...и еще желатильно от куда скачать, я тока дебют знаю...

[Джулиана]

народ посоветуйте, что нибудь Башлачевское....я пока тока "Время колокольчиков" послушал(вабще вещ!!!)...подскажите...и еще желатильно от куда скачать, я тока дебют знаю...

Мне лично очень нравится его "Вечный пост". А где скачать - не знаю, посмотри в Поиске музыки, там перечислены некоторые муз. ресурсы тонета.

[Кирпич]

- голос у него классный.
- народ посоветуйте, что нибудь Башлачевское....я пока тока "Время колокольчиков" послушал(вабще вещ!!!)...подскажите...и еще желатильно от куда скачать, я тока дебют знаю...

Чтобы увидеть ссылку вы должны зарегистрироваться

[Elen]

Вот такое граффити нашел на Усова:



Не знаю, может оно «весит» уже давно, но я заметил только вчера и очень порадовался.
Обычно на стенах рисуют – пишут всякую фуйню, а тут «Время колокольчиков», автор молодец!!!

судя по всему недавно висит, я тоже буквально на днях обнаружила...

[dante]

Мне лично очень нравится его "Вечный пост". А где скачать - не знаю, посмотри в Поиске музыки, там перечислены некоторые муз. ресурсы тонета.

скачаю...такой Человек...грех не послушать....

[Sandy]

АлисАман,выше спрашивал кто видел Сашу в мае 1987-го... я видел. И даже вина попили потом. Мне не след вспоминать Майка, Витьку, Сашу... и даже "Сайгон" (на Невском)80-е вообще погано вспоминать. Я лет 20 не слушаю Башлачёва. Вообще. Всегда, когда слушал когда-то... в какой-то момент в горле собирался комок и я начинал плакать... а по пьяни когда слушали, так вообще выл. Концерты памяти СашБаша (3) мы проводили и будем проводить. Для нас это как проверка на вшивость: завели себе группы, примочки, концерты,студии... а по честному, в одну акустику -- слабо слабать, чтоб всех пробрало?! Вот что точно слабо: уже лет 9-8 назад сразу снизили рамку -- не все из нас смогли поднять хоть одну песню Саши, честно, убрали этот пунктик из договора.
Вот ссылочка на последний концерт: с души -- по песне.
Чтобы увидеть ссылку вы должны зарегистрироваться

[Джулиана]

Sandy, если не в тягость, расскажи что-нибудь об Александре Башлачеве.

[Sandy]

Джулианаэто не в тягость, это... просто как-бы ты летал на другую планету (я имею период с 1984 по 90, Систему, СССР и всё такое). Я учился заочно на ЮрФаке ТГУ (стало быть ТГУ принадлежал месяц в году моей жизни: установки-пара сессий.)и большую часть года проводил там (Питер, Москва. Киев, Эстония... тама короче, не хочу говорить "европа"). Как я влез в Систему? Да очень просто: я обычный городской парнишка, стрит любые комплексы снимает на раз -- ко всему я очень неплохо спикал на инглише и знал массу песен рока наизусть. И не стеснялся спекулировать корочками студента юрфака, когда нас винтили на улице полисы. Сашу я слышал на квартирниках: на людях, в компании 20-30 человек, Саша всегда был очень светел, не то чтоб улыбался много или смеялся... нет просто он был светлый -- как наш ЛиСик, к примеру. Надрывность и манера его исполнения была у него под полным контролем, он мог душу у себя выдирать и утебя вынимать песней, и кончив её, сразу начать здравый позитив. Он не играл (в театральном смысле слова) просто был светел. И застенчив. Пить поэтому и позволял себе. Но!как сказал Майк "Мы не так уж много и пьём". Я как-то приехал осенью домой, мы с мужиками-ментами набрали водяуса и... я осзнал, что три месяца капли водки в рот не брал! В Системе не пили водку... прайса не было просто. Пиво, винцо. Саша пил правда по тупому -- его быстро цепляло. Начинал петь частушки, и нормальные и похабные, и собственного сочинения -- знал он их массу! Пипл прикалывался. Был очень грамотен по части культуры словесности (он же филфак, кажется пахал?)и обожал словесные параллелизмы: типа наколлка -- это от русско-английского "на-звание". Очень любил рок-музыку. То, что сказал Шевчук -- не совсем точно есть. И Саша и Юра Наумов очень хотели свою группу! У всех были группы: и у Бориски, и у Майка, и у Витька,и у Кинчева... но не срослось у них (Проходные двор Юрия -- тоже оказался вариант даун перед его соло-работой). Театр любил и в театр на спектакли ходил раз в месяц. Да! И что мне кажется точно: не было у него суицизма в крови, а в башке -- точно. Что случилось, то произошло, но по жизни он не дурковал. Время было такое, что и по части вписок, и по части дринча и фака проблем не было, какие-то другие мы были. Я триппер подхватил в 8-9 классе, здесь в Томске родном... а там, в Системе, мы не предохранялись даже, и Спида не было вовсе никакого, но всяких венеричек и в помине не встречалось. Сашу очень любили: уважали за песни -- это ведь реальный факт -- талантищще. За него самого, по жизни он не хамил, не строил из себя крутого, не лез в критику (вообще тогда и не было критики как у нас сейчас в Томске (зайдёшь на сайт, новый релиз от наших-томских, за сутки найдётся пара человек, которые назовут это дерьмом -- дикость какя-то) Может тогда сплачивало сознание того, что все мы были аутло с нашим роком и блюзом. Не собачились. Да! Саша реально уважал и тащился от наших: питерских, московских,разных -- рок принимал открыто. Славный человек... настоящий бродяга, роллинг-стоунз, на вскип и трассу был завсегда могуч: сёдня здесь -- завтра на Гауе -- через неделю встречаешь его в Москве. Заканчиваю: я был не шапочно с ним знаком, здоровкались, но и и не знал близко, сам гонял на собаках от Чёрного до Финского, так... болтали конечно о словах, о своих песнях (вот написал и даже не сотру: о ЕГО песнях. Я мало пел тогда -- стеснялся)по философии и религии прикалывались... так... обычная трепотня двух балбесов. Странно это... Володе Высоцкому втирают, что его сгубил реальный нарк. Витя -- разбился. Майк -- перебрал. А вот Саша... не понятно ни фига. Ощущение будто он подумал: "Вай, факин'нот" -- Почему бы и нет? Всему своё время и свои песни. Песни Саши -- реальный вклад в русскоязычную поэзию, они навсегда. Нереально представить, чтоб Саша СЕГОДНЯ, в ЭТОЙ стране гармонично-светло мог их ис-полнить (довести до полноты совершенства в миг когда ты поёшь людям здесь и сейчас). Как спел Андрюша Макаревич (Кому теперь он нужен, рок-н-ролл?). Извините, если что не так.

[Джулиана]

Sandy , спасибо большое за твой рассказ . Думаю, что тебе повезло, что ты знал Сашу при жизни.

[Aztek]

а вот еще воспоминание от А.Ж.

"ВСТРЕЧА С БАШЛАЧЕВЫМ"

В конце 80-х я жил в Москве, одновременно учась в одном из подмосковных институтов. В то время мы играли песни а ля "Крейзи Аквариум + Зоопарк". После Нового года, когда наступили ветреные мрачные зимние ночи, я со своим товарищем и Лешей Кобловым, московским журналистом, писавшим тогда информацию в "УрЛайте" и "Контркультуре", отправились в Питер с единственной целью - посетить знаменитую кочегарку Цоя. На дворе стояла перестройка, и такие люди, как БГ, Майк, Цой в сознании молодежи были уже богами. Леша знал расположение кочегарки, поэтому сойдя с поезда, мы, не взирая на культурные ценности Ленинграда, отправились сразу по нужному адресу, предварительно зайдя в гости к Фирсову. В те выходные в большом Дворце было выступление "Алисы". Под вечер мы прибыли, сделав странные зигзаги в питерских дворах, к заветной двери, ведущей в подвал в кочегарку. Спустившись по ступеням вниз, мы прошли мимо раскаленных печей и куч угля, и попали в небольшую комнатку с какими-то выцветшими обоями. Посреди стоял стол, на стене висело маленькое зеркальце. А за столом сидел человек, дежуривший в ту ночь, но не предпринимавший никаких усилий, чтобы следить за топкой. Он о чем-то думал, погруженный в свои мысли. Трудно сказать точно, был он накурен или сидел на игле, но ощущение от него было весьма тяжелое, и выглядел он страшно усталым. У него была какая-то кривая улыбка, открывавшая неровные зубы, а на подбородке виднелась порядочная щетина. Мы поздоровались, поняв, что Цой уже давно уволился отсюда, а человек попросил нас последить за топкой, и подбрасывать, если нужно, угля. Мы расположились в комнатке, попивая, кажется, чай. Здесь была, как нельзя кстати, гитара. Узнав, что я и мой товарищ играем на инструментах, он попросил нас что-нибудь сыграть. Я сыграл пару песен, кажется, вышло неплохо, и человек внимательно выслушал их, хотя и не стал рассыпаться в комплиментах. Потом мы попросили его сыграть. Он взял гитару и начал петь. Я отметил тогда, что он весьма хорошо играет на гитаре, да и тексты у него были какие-то странные, необычные для рока того времени. В общем, мне понравилось. Человек сыграл тогда, кажется, песни три. Мы еще полистали вахтенные журналы кочегарки, где все посетители оставляли свои автографы. Там было что-то написано рукой БГ, еще кого-то. Просидев большую часть ночи, следя за котлами и подбрасывая уголь, так как человек отправился спать в соседнее помещение, мы на утро отправились по своим делам. В тот день мы посетили также Ленинградский Рок-клуб, зайдя вовнутрь. Там прохаживался по коридорам, хлопая дверьми, Борзыкин. Его мы хорошо не рассмотрели, и более там не задерживались, так как никаких концертов в тот день не было. Еще мы посетили легендарную питерскую забегаловку "Сайгон" на Невском. Там подавали отличную солянку.
Через день мы вернулись в Москву, и только позже я узнал через Коблова, что виденный нами человек в кочегарке был Александром Башлачевым. Тогда он еще не был широко известен, хотя многие знали его песни по квартирным концертам в Москве и Питере, ходили самодельные записи. Тогда же я внимательней оценил его творчество.
А спустя два месяца, в феврале, пришло известие о трагической гибели Башлачева.

[Sandy]

Тёма, про зубы ты точно заметил, улыбка парней из "Роллинг Стоунз". А произошло тупое дистанционирование, коему пример: два томича поехали в Москву, там на стреле, ясно до Питера рванули. В Москве где-то на тусе надыбали адрес БГ. Купили коньяку бутылок 5 положили в дипломатик. Приходят к двери БГ. Звонят. Открывает спросонья БГ. "Здравствуйте Борис, мы из Сибири, из Томска, нам так нравятся ваши песни..." -- "Очень хорошо". И БГ закрывает у них перед носом дверь. Стоят они курят... внезапно открывается дверь: БГ "А это что у вас в дипломате?" -- "Коньяк" -- "Это хорошо". БГ берёт дипломат и закрывает перед их носом дверь. Парни (Миша Буктеров из ТМИ с другом нормально это приняли, поохали и пошли Питер смотреть.

[Aztek]

вообще в Питере тогда была неимоверная концентрация музыкальной материи - калейдоскоп впечатлений БГ, Майк, Цой...а еще Башлачев....
а еще КУРЕХИН. В тот же приезд мы побывали на концерте Поп-Механики..
это не забывается... фантастический город и фантастическое время (с)

[Aztek]

раз уж тема про Башлачева - он органически был влит в общую картину рока того времени - без него чего-то существенного бы не хватало.
к тому времени Питер "горел со всех концов". На мой взгляд, именно сюда подходит строка БГ "Пока не начался джаз"- вот точная передача ощущения той эпохи.

[Wano_87]

Здесь 14 альбомов в лосслесс-качестве.

Чтобы увидеть ссылку вы должны зарегистрироваться

Здесь DVD9 с записью концерта на устном выпуске журнала "Рокси" 24 мая 1987 года в ДК Ильича (Ленинград)

Чтобы увидеть ссылку вы должны зарегистрироваться

[Antigoth]

sandy, шо за вписки и дринчи? Это что???

[Sandy]

Antigoth извини, просто типа заметил и вскипнул с темы. Вписка -- это системный неологизм, словечек на тему "крыша над головой","квартира" (у тебя "вписаться" можно -- "у тебя можно пожить некоторое время". Он нас впишет -- у него поживём пару суток). Дринч -- бухалово. Дринчать -- пить. С дринча -- с похмела.
Где-то был на сайтах словарь системного слэнга. прикольный. Я внёс парочку перлов: "фак как факт" -- даст в любое время, в любом месте (про особ женского пола); трахается, как морская свинка, где-угодно, с кем-угодно -- про лиц мужского пола.
Фигня всё это...