«Не время такого способа жизни»
Рокеры 80-х – о своей эпохе и о том, куда уходит русский рок
Борис Гребенщиков лидер группы «Аквариум», род. в 1953-м, в рок-клубе с самого начала
Спойлер
Доверься мне в главном,
Не верь во всем остальном…
(«Музыка серебряных спиц» из альбома «Радио Африка», 1983)
Мы были одной из групп, с которой изначально шел разговор о вступлении в Ленинградский рок-клуб, как только стало понятно, что он будет. Это произошло само собой: мы стояли у самого истока этого образования, тем более что группе «Аквариум» на тот момент было без малого 10 лет.
Любые концерты в то время можно было представить как подсудную деятельность, а вступление в рок-клуб позволяло играть на сцене Дома самодеятельности и вообще общаться.
Теперь в этом едва ли есть необходимость, поскольку уже нет общего врага, давящего любую живую деятельность.
Естественно, во времена рок-клуба нам было прекрасно известно, что за всем этим стоит КГБ, но КГБ — просто организация, а под колпаком была вся страна. И мы делали все возможное, чтобы получить удовольствие в этих абсурдных условиях.
Между рок-клубовскими группами, естественно, существовала конкуренция, всем хотелось быть лучше других. И это было очень здоровое явление. Сейчас, конечно, все иначе: меняется Россия, меняется и музыка, как бы она ни называлась. Но она все равно будет всегда, пока есть русские люди и русский язык.
Алексей Вишня музыкант, певец, звукорежиссер, род. в 1964-м, в рок-клубе с самого начала
Спойлер
Хочу производить через каждые две доли удар,
Выщипывать при этом из гитары какой-нибудь минор…
(«Музыка моя» из альбома «Танцы на битом стекле», 1989)
Со школы меня тянуло к технике и музыке. Опоздав со вторым, я решил освоить музыкальную технику в Доме юного техника на Охте. Научился демонстрировать фильмы, разбирать и собирать кинопередвижку, паять и фотографировать. Заметив пытливое чадо, преподаватель пригласил меня в кружок акустики и звукозаписи — секцию Дома профтехобразования.
В 1980 году в нашу секцию впервые пришел Борис Гребенщиков, и вскорости случился «Синий альбом». С тех пор мотивации юного звукооператора сводились лишь к тому, чтобы чаще ходить на концерты и видеть своими глазами, как происходит музыка. Мне очень хотелось научиться играть, красиво и умно петь и непременно когда-нибудь снести с лица земли своих кумиров.
Первым делом нужно было вступить в рок-клуб. Без этого нельзя было посещать бесплатные рок-клубовские концерты в ЛДМСТ на Рубинштейна, 13. Членских билетов не было. Совет рок-клуба вел списки, по ним каждую субботу в 12 часов в Белом зале проходили переклички — это называлось «общим собранием».
Мы стали членами рок-клуба всеми тремя сменами секции звукозаписи: разделились на рок-группы и повступали. Никто нашей музыки в жизни ни разу не слышал. Разве что потом, лет через пять, что-то стало доноситься из средств массовой информации. Так что для меня рок-клуб — это просто школа. Школа общения с неформальной публикой, отличной от той, к которой я привык, воспитываясь в семье отставного сотрудника ГРУ.
Однажды в рок-клуб приехал патлатый очкастый бородач. Места ему не досталось, он присел на паркет под театральной балюстрадой. Я уже триста раз к тому времени прослушал альбом уфимской группы «Периферия» и знал, что звали его Юрий Шевчук. С трудом преодолев неловкость, я подошел, присел подле и сунул ему в руку записку со своим телефоном, шепнув, что с удовольствием помогу записать, если что срочное вдруг понадобится. Будучи инсайдером студии «Антроп», о невозможности записи у Андрея Владимировича Тропилло посреди учебного года я знал.
Юрий сидел в окружении близких друзей. Никто из них ни разу со мной не поздоровался. Наверное, шепнули ему что-то про меня, вот Юра и выбросил мой телефон в ближайшую урну — и не много потерял. Построил свою собственную студию в отдельно стоящем доме Центрального района Санкт-Петербурга.
Группе «Кино» с жилым фондом повезло меньше, и мне удалось записать три их прекрасных альбома. «Кино», «Кофе», «АВИА», «Объект насмешек», «Алиса», «Мифы», «Тест» — некоторые даже по несколько альбомов успели записать, пока все это мне не осточертело. А если честно, убила все мои мотивации группа «Телевизор», построив восьмиканальную студию. Стоимость ее аренды была высока, но люди как-то сразу нашли деньги, чтобы платить за запись. Я же всегда относился к рок-музыке как к нашему общему хобби, и никто не платил, об этом даже говорить было стыдно: работали мы на списанных объедках Гостелерадио, а не на фирменной технике. «Телевизор» в таких условиях я пробовал записать, но ничего не получилось. Поэтому, когда мне понадобилась срочно многоканальная студия, пришлось Борзыкину платить.
Андрей Бурлака глава секции рекламы и информации рок-клуба, род. в 1955-м, в рок-клубе с самого начала
Спойлер
В то время во всех сферах творческой активности, не входивших в парадигму официального советского искусства, наблюдалась мощная тяга к объединению. Пытались объединиться художники, литераторы, даже диск-жокеи дискотек. Ну и рок-музыканты тоже.
Пару лет я ходил в рок-клуб как обычный посетитель. Осенью 1984-го меня пригласили возглавить секцию рекламы и информации. Название было красивое, но условное: какая, к черту, могла быть реклама при тотальном контроле за прессой?
Численность клуба никогда не превышала трех-четырех сотен человек, большую часть которых составлял балласт — участники групп, принятых «авансом», но так ничего и не предъявивших. Причем это не всегда была их вина: на популярность групп влияли и талант лидера, и мастерство музыкантов — они по большей части были удручающе непрофессиональны, — и сноровка звукооператора, и чудовищно низкое качество аппаратуры, и конъюнктура рынка, требовавшая от артистов вынуть из кармана пресловутую фигу.
Сам клуб был необходим до тех пор, пока юридический статус рок-группы как творческой единицы был неопределенным. С началом перестройки популярность рок-клуба стремительно взлетела, а затем так же стремительно покатилась вниз, поскольку необходимость в нем отпала: музыканты могли искать и находить посредников для организации концертов и гастролей, обзаводились своими директорами, появились всевозможные МКЦ, кооперативы, театры-студии, которые неплохо справлялись с коммерческим распространением рок-музыки.
Я сам безо всякой поддержки со стороны рок-клуба в сентябре 1986-го начал выпускать ежемесячный журнал «РИО», который за один сезон стал, пожалуй, самым известным в стране. Андрей Тропилло не только записывал — опять же, сам — интересные ему группы, но и пробил через «Мелодию» издание массовыми тиражами своих лучших работ.
У рок-клуба появилась альтернатива: проявлять инициативу, вступать в кооперацию с новыми людьми и придумывать новые формы общения или самораспуститься. Однако внутри руководства клуба возобладали какие-то келейные воззрения, в результате чего в конце 1988-го он фактически перестал быть выразителем коллективных идей питерского рок-движения. Если фестиваль 1988 года проходил на Зимнем стадионе и собрал многотысячную аудиторию, то фестиваль 1989-го вернул рок-клуб в зал ЛМДСТ на 550 мест, половина из которых пустовала.
Анатолий «Джордж» Гуницкий один из основателей «Аквариума», род. в 1953-м, в рок-клубе с самого начала
Спойлер
Мой ум сдох
Ранней весной,
Когда в саду
Распустился куст.
И в свете луж
Нашел я ответ:
Мой ум сдох,
Его больше нет…
(«Мой ум сдох» из альбома «Искушение Святого Аквариума», 1973)
7 марта я пришел на самый первый концерт Ленинградского рок-клуба на Рубинштейна, 13. Потом меня выбрали в совет рок-клуба. Туда меня приняли, потому что я к тому времени уже имел опыт игры в «Аквариуме» и еще поработал в ДК «Невский». То есть имел опыт административной работы с рок-н-роллом.
Прослушиванием новых групп я стал заниматься в период подготовки к первому рок-клубовскому фестивалю 13–16 мая 1983 года. Это прослушивание показывало уровень мастерства музыкантов и группы в целом. Группа «Кино», например, на прослушивании сыграла очень слабо, ее даже не хотели принимать.
Рок-клуб был важен и нужен в начале 80-х, когда группы, как и сам жанр, только утверждались в нашей стране. Группы были вместе и этим поддерживали друг друга. А потом появились другие концертные структуры и другие клубы. Необходимость в рок-клубе отпала. Как и в идеологии первых рок-нонконформистов.
Все меняется со временем, изменился и русский рок. Он не стал у нас по-настоящему народной музыкой, как это случилось на Западе. У молодежи теперь много других ориентиров и интересов. Музыкальный драйв порой есть, но текстовая культура в целом стала на несколько уровней хуже.
Владимир Рекшан основатель группы «Санкт-Петербург», род. в 1950-м, в рок-клубе с самого начала
Спойлер
Это смутное время мы пережили,
Смутное время!
Это смутное время мы переживем!
(«Смутное время» из альбома «Коллекционный альбом 69’–94’», 1988–1989)
После разгрома Поп-федерации, которая года два проводила подпольные концерты под видом киносъемок с массовкой, осталась инфраструктура — организаторы, зрители, музыканты, контрразведка. Кроме того, органы устали гоняться за музыкантами. Да и в сами органы пришло новое поколение, слушавшее The Beatles и Led Zeppelin.
Где-то в царствование Андропова, кажется, я пришел в клуб на субботний концерт. Народу было мало. Со сцены объявили: группа «Кино»! Появился какой-то зачуханный монгол в жабо и славянин в носках на тонких ножках. Монгол оказался Цоем и монотонно заголосил. Из-за кулис выглядывал БГ с большим барабаном и делал многозначительные пассы.
Потом, весной 1985 года, уже все кипело. На очередной фестиваль ломились толпы. В составе группы «Алиса» явился миру Костя Кинчев. Он еще не был, как сейчас, культуристом, а в скромном пиджачке принимал выразительные позы. И, кажется, разбрасывал диски во время песни «Я меломан».
Очень веселым было явление группы Scorpions: все держалось в строжайшей тайне, но народ все равно набился. Стадионная группа играла на пяти квадратных метрах красного уголка, а толпа металлистов тянула к ним руки. Их охранники не знали, что делать. Один слезно просил меня помочь, предполагая, что я, в силу высокого роста, местный охранник.
Советская рок-музыка неосознанно реализовывала определенные задачи: сначала на этой музыке выросло поколение внутренне свободных людей, затем они захотели демократических изменений вокруг себя. Когда эти задачи оказались выполненными, историческая надобность в подобном объединении отпала. Русский рок из экзотического, маргинального явления превратился в естественную часть взросления, в чем-то даже заменив пионерскую организацию. Сейчас через приязнь к той или иной группе проходит взросление школьника.
Геннадий Барихновский основатель группы «Мифы», род. в 1952-м, в рок-клубе с самого начала. С 1994 года живет в Германии
Спойлер
Исчезли в облаке тумана
Все голубые города.
И земляничные поляны
Остались в детстве навсегда…
(«Земляничные поляны» из альбома «Дорога домой», 1981)
Наш первый концерт состоялся в 1967 году — наверное, мы были старейшей отечественной рок-группой. Мне было 28 лет, но меня считали почти ветераном рок-н-ролла, и я вошел в совет рок-клуба. Первое время молодые относились к нам с огромным уважением, буквально в рот смотрели. А к середине 80-х появилась новая волна, потом панки — они уже смотрели на нас как на стариков. У них была своя тусовка, у нас своя.
Вообще, главные воспоминания о рок-клубе — безудержное веселье. А за последние 30 лет русский рок-н-ролл лично для меня изменился не в лучшую сторону. Хотя и сейчас есть отличные группы, но нет того духа: в наше время это была своя идеология, своя жизнь, а не только игра на гитарах. Сейчас время героев проходит.
Но я не бросил музыку: в Германии я играю в большом коллективе — четверо русских и трое немцев. Мы играем свои песни и делаем каверы. Более того, несколько лет назад в Питере собрался состав «Мифов» — мы часто даем концерты, раз в два-три месяца я летаю в Россию.
Эдмунд Шклярский лидер группы «Пикник», род. в 1955-м, в рок-клубе с начала до 1984 года
Спойлер
Ночь шуршит над головой, как вампира черный плащ,
Мы проходим стороной: эти игры не для нас.
Пусть в объятьях темноты бьется кто-нибудь другой,
Мы свободны и чисты, мы проходим стороной…
(«Ночь» из альбома «Дым», 1982)
Главным событием того времени для нас была запись в 1982 году первого магнитоальбома «Дым», после чего музыкальная информация разошлась по стране благодаря студиям звукозаписи и кооперативным ларькам, которые тиражировали и продавали записи во всех городах СССР. Ну и, кроме того, мы принимали участие в первом фестивале Ленинградского рок-клуба и стали его лауреатами. В результате мы переиграли практически со всеми группами, выступавшими до 1984 года, когда мы вышли из рядов рок-клуба.
Тому было несколько предпосылок. Одна из них — желание выступать не только в родном городе, но и колесить по стране. Рок-клуб не мог организовывать концерты на нормальном уровне, а в других городах вообще практически не организовывал. Кроме того, у нас не особо складывался альянс с правлением рок-клуба. Так что мы стали искать организацию, которая могла устраивать гастроли в других городах. И в конце концов прибились к Ленконцерту.
Организация, которая давала бы возможность группам репетировать, записываться и выступать, не только возможна, но и необходима и тогда, и сейчас. И понятно, что роль Ленинградского рок-клуба в те заповедные времена однозначно позитивная: возможность исполнять свои песни не в загородных клубах на танцах, а в самом сердце Ленинграда дорогого стоит. Да и простое перечисление групп, которые соприкасались с рок-клубом, думаю, впечатлит любого знатока русского рока. Хотя в последнее время его облик изменился: если раньше ему сопутствовал шлейф псевдоподполья, то теперь все легально и никакой тайны в происходящем нет — хоть матерись, хоть голый по сцене прыгай.
Алексей Рахов участник групп «Странные игры», «АВИА» и других, род. в 1960-м, в рок-клубе с 1982 года
Спойлер
В потемках Истории, в сумраке ночи
Иду я на ощупь,
Всему удивляюсь, иду, спотыкаюсь,
И странно мне очень…
(«Метаморфозы» из альбома «Метаморфозы», 1983)
Когда я в первый раз оказался в рок-клубе, народу было немного. Нам всем предложили заполнить анкеты, и на этих словах про анкеты почти все встали и ушли. Еще бы: группы запрещенные, концерты подпольные, сам факт того, что нужно регистрироваться, несколько смущал. Но потом нас опять собрали, народу уже пришло побольше — кажется, тогда сказали, что иногда будут разрешать официально выступать.
Когда начались концерты, народу на прослушивания стало приходить значительно больше. Я тоже ходил каждую неделю, участвовал в обсуждениях. Помню, защищал «Кино», когда они первый раз появились — еще как панк-группа: их очень активно критиковали.
Мы стали давать много концертов, не все они были разрешены. Помню, как во время первой поездки «Странных игр» в Москву посреди концерта всех разогнали. Милиция забирала тех, кто был с длинными волосами, а мы со своими короткими стрижками спрятали инструменты под одежду и ушли.
Между рок-клубовскими группами всегда была конкуренция, все старались выделиться — идеями, музыкой, шоу. Если про одну группу говорили, что она похожа на другую, это считалось самым страшным оскорблением. Но конкуренция была дружеская, к тому же музыканты все время переходили из одной команды в другую, потому что их было не очень много. Я играл на саксофоне; однажды других саксофонистов рядом не оказалось — и я сыграл концерт с «Аквариумом».
Когда ты выступал на сцене Ленинградского рок-клуба, ты чувствовал ответственность. Все в рок-клубе знали, что завтра будет собрание, будут обсуждать. И если про тебя скажут, что твоя группа — говно, то не отмоешься, потому что полгорода об этом узнает. Сейчас всем на все наплевать, группы стали бесплатным оформлением для выпивки. А во времена рок-клуба выходить на сцену без новых песен было нельзя. Я даже помню один концерт «Аквариума», когда люди уходили: как это можно, они не сыграли ни одной новой песни! А если спел новую песню, кто-то обязательно ее записал, и она начинает ходить на пленках, а потом об этом появлялись статьи в самиздатовских изданиях. Так что халява не проходила. Конечно, мы играли не очень здорово, но отношение было серьезным. Никто не пел, только чтобы понравиться девушкам. Хотя и для этого тоже.
Виктор Салтыков солист группы «Мануфактура», род. в 1957-м, в рок-клубе с 1983 года
Спойлер
Невский проспект, опять с тобой я снова наедине.
Отчего я здесь, а не где-нибудь еще, я не знаю сам…
(«Невский проспект» из альбома «Зал ожидания», 1983)
Когда я впервые попал в Ленинградский рок-клуб, это был шок. Я тогда знал The Beatles, The Rolling Stones, Police, учился в институте, где познакомился с Теймуразом Боджгуа. Мы с ним решили создать свою группу «Демокритов колодец». Как раз пошли слухи о том, что в 1983 году будут проводить первый фестиваль рок-музыки в Ленинграде.
На первом прослушивании я познакомился с Олегом Скибой, его «Мануфактура» прослушивалась параллельно с нами. И в тот день Олег предложил мне записать альбом с ними в качестве вокалиста. А мне любое предложение было очень интересно, потому что я попал в мир, в который даже не мечтал попасть. Я начал ходить на репетиции, Олег предложил прослушаться еще раз, вместе. И так получилось, что я не попал на фестиваль в составе «Демокритова колодца», но попал в составе «Мануфактуры».
На фестивале было наше первое серьезное выступление. Я тогда работал в ломбарде. Там было разбитое фортепиано, я за ночь распелся, все повторил и поехал. Мы выступали вместе с «Аквариумом», «Зоопарком». Когда я услышал овации после нашего выступления, то подумал, что мы займем третье место. Но когда объявили, что мы первые…
Во времена Ленинградского рок-клуба коллективы могли не очень хорошо играть или петь, но они были честными. Все пытались себя проявить, у каждой группы было свое лицо. Все было искренне. Рок-клуб оказался местом, где люди раскрепостились. Конечно, были ограничения, худсовет, но все равно это был кусочек свободы. На нашей стороне было много комсомольских боссов, которые это приветствовали где-то глубоко внутри, хоть и не показывали виду. Ленинградский рок-клуб имел какую-то особую атмосферу, в которой не было снобизма. Там было мало жлобов.
Леонид Федоров лидер группы «АукцЫон», род. в 1957-м, в рок-клубе с 1983 года
Спойлер
Был я случайно в нынешней чайной,
Понял секрет.
Нас просто нет, вот беда,
И в принципе не было, видимо, вообще никогда…
(«Новогодняя песня» из альбома «Как я стал предателем», 1988)
В рок-клуб нас привел Гаркуша. Он тогда был диск-жокеем, а куратор диск-жокеев сидел с куратором рок-клуба в одной комнате, и Гаркуша замолвил за нас словечко. К нам на репетиционную точку пришла комиссия, нас послушали, сказали: «Научитесь играть». А через полгода у нас уже был первый концерт на сцене рок-клуба.
Это вообще был наш первый большой концерт: до того мы несколько раз играли на каких-то танцах, на выпускных вечерах, что ли. Зрителей было не очень много, принимали нас так себе, да и я был недоволен тем, как мы сыграли. После этого группа развалилась. А через год я собрал новую — остались только Озерский и Гаркуша, который тогда с нами на сцене еще не выступал. Но мы уже были в рок-клубе, так что второй раз вступать не пришлось. К тому же мы и играть стали получше, и о нас уже кто-то где-то слышал.
Помню, что постоянно ходил на все собрания рок-клуба. Они проходили в Большом зале — там не столько обсуждали музыку, сколько решали всякие организационные вопросы. Шли бурные дебаты о смене руководства, например, или по поводу возможности играть, шли битвы за билеты.
В тот момент рок-клуб был отдушиной — это было интересно, тем более что вокруг не было ничего подобного. Сейчас-то можно вылезти в интернет, куда-то поехать — ты свободен. А тогда людей по интересам объединял рок-клуб.
Сергей «Силя» Селюнин лидер группы «Выход», род. в 1958-м, в рок-клубе с 1983 года
Спойлер
У меня нет крыльев,
Не на месте ноги,
У меня нет дома,
Я живу в берлоге.
Я не вижу света
И не слышу звука,
Но зато изрядно
Преуспел в науках…
(«Ради такого дела» из альбома «Втроем», 1984)
О рок-клубе, его структуре и организации я ничего толком не знаю. На собрания не ходил, в прениях не участвовал, бумаг не подписывал. Вроде как мы в нем состояли. А потом вроде бы приостановили свое членство, поскольку у нас умер барабанщик Миша Брук. Он и басист Шура Андреев были нашими главными бюрократами: торчали в рок-клубе, были вхожи в высокие круги. Я же только рот разевал и песни пел.
Вступили мы в рок-клуб потому, что это было модно — такая центровая тусовка. Все уважающие себя музыканты того времени стремились туда. Для них это была реальная возможность раскрутки, официальных выступлений — туда куча народу ходила.
Я не знаю, стоял за рок-клубом КГБ или нет. Думаю, что стоял. Но лично в моей жизни рок-музыка сыграла только один политический трюк.
Будучи пионером и комсомольцем, я так и не вступил в партию, несмотря на то что работал на заводе Ленпрограммаш. Самым верным способом попасть в партию было стать рабочим завода. И вот, когда Черненко умер, ко мне пришел начальник и говорит: «Товарищ Селюнин, вы молодой перспективный комсомолец. Но у нас умер немолодой и неперспективный генсек, и нам нужно срочно пополнить нашу партию миллионом членов. А вы отличный кандидат».
Я все думал: как бы мне так послать эту партию на х..., чтоб не уронить лицо рабочего завода? И в результате сказал, что вступил бы в партию с удовольствием, да есть одна проблема: я песни пою. И принес начальнику альбом «Брат Исайя». Через три дня он мне сделал к альбому обложку, фотографию мою приклеил, подписал название: некрасиво, говорит, без оформления. Короче, ему песни понравились, он даже себе переписал и сказал, что будет слушать. Но вопрос о партии больше не стоял. Так что да, были гонения на рок-музыку — меня вот в партию не взяли. Вообще, когда я слышу, что кого-то стукнули по башке трубой за то, что он пел песни, я удивляюсь. Меня столько раз били по морде на улице, но я никогда не говорил, что били за музыку.
Сейчас лично мне все это не очень нужно. Я не понимаю, по чему ностальгировать. Недавно посмотрел фильм «Черная роза — эмблема печали». Так это ж полное говно! Фраза, что «перестройка приходит и уходит, а запах говна остается» — это не про обстановку в стране, а про такое кино. Его ничего не спасает, даже эффектно вышедший из шкафа Гребенщиков. Хотя в то время было очень круто, что наш Гребенщиков появился на их экране. Сейчас же этот аспект никому не интересен. У русского рока, как и у любого культурного явления, истек срок годности: сейчас это музыка для залов на сто человек.
Михаил Борзыкин лидер группы «Телевизор», род. в 1962-м, в рок-клубе с 1984 года
Спойлер
Встаньте за меня на колени,
Бросьте на меня сильный взгляд.
Я один, а вас — поколение.
В чем же я тогда виноват?..
(«Я не виноват» из альбома «Шествие рыб», 1985)
Мы были настолько рады самому факту своего вступления в рок-клуб, что вплоть до 1986 года не понимали, как он устроен, кем организован и ради чего. Это уже потом мы поняли, что отдельные вещи в организации и структуре рок-клуба можно изменить. Например, нас не очень устраивало, что какие-то группы — может, менее скандальные, более приближенные к руководству — ехали на гастроли первыми. Все остальные могли месяцами ждать своей очереди. А без разрешения рок-клуба невозможно было ни выехать на гастроли, ни выступать в Питере. Поэтому в 87-м произошла мини-революция: вместе с группами «Алиса», «Объект насмешек», «Присутствие» и десятком других мы организовали переизбрание совета рок-клуба в надежде на то, что ситуация станет чуть более справедливой.
КГБ и комсомольские организации доставали нас только через нашего куратора. Поступали пожелания не играть ту или иную песню, которые мы с удовольствием игнорировали. За это нас наказывали — например, отлучением от концертов на полгода. И я уверен, что это не было плодом рок-клубовской самоцензуры. Нам просто напрямую говорили: «Ребята, люди из обкома ВЛКСМ или из партийных органов посмотрели вашу программу и настоятельно рекомендовали убрать вот эти строчки. А песню “Выйти из-под контроля” вообще нельзя исполнять. Если вы ее петь не будете, то станете лауреатами, у вас все будет в порядке. Поймите нас правильно, мы — за вас».
В рок-клубе всего за пару лет произошли радикальные изменения в смысле цензуры. Нам разрешалось все больше и больше. Хотя приходилось выкручиваться перед комсомольцами — не нам даже, а кураторам. Комсомольцы выкручивались перед партийцами, а те в свою очередь советовались с кагэбэшниками. В общем, была какая-то странная атмосфера разброда и шатания. Ведь многим молодым сотрудникам КГБ и партийных органов все это было интересно и самим нравилось — вот хватка и ослабевала потихонечку.
Рок-клуб никогда не был «профсоюзом рокеров». Это было именно сообщество, клуб по интересам. Художники, писатели, музыканты выступали в качестве зрителей, критиков и исполнителей. Сейчас ситуация другая. Но обмен мнениями, какие-то совместные проекты по-прежнему необходимы.
Сейчас ведь масса групп существует два-три года и распадается именно из-за отсутствия надежды на то, что их услышат, что они смогут собрать публику. Сколько уже было попыток хотя бы создать концертную площадку, где молодые группы могли бы выступать, не беря обязательств перед клубом распределить 100 билетов по 500 рублей. Сейчас это единственный способ для молодой группы попасть на сцену. Поэтому возникновение сообществ вроде рок-клубовского должно если не полностью, то хотя бы частично субсидироваться муниципалитетами, как это происходит в Европе.
Вообще за тридцать лет, что прошли с рождения рок-клуба, много чего изменилось. Рок-музыка перестала быть в России генератором смыслов, а это очень важная роль. Молодые люди в 70–80-х годах, приходя на концерты, искали ответы на серьезные вопросы. А сейчас в большинстве случаев люди воспринимают рок-музыку как закуску к пиву. Любая серьезная мысль вызывает у них инстинктивное отторжение. Поэтому популярными становятся наиболее банальные с точки зрения мелодии и текстов песни.
Деградация коснулась всего, не только рока. Мы так и не стали частью мира, а снова вернулись в свой провинциальный угол, где страшно гордимся, что заработали такую популярность внутри своей деревни.
Константин Кинчев лидер группы «Алиса», род. в 1958-м, в рок-клубе с 1984 года
Спойлер
Импульс начала, мяч в игре,
Поиски контакта, поиски рук.
Я начал петь на своем языке,
Уверен, это не вдруг…
(«Мы вместе» из альбома «Энергия», 1985)
Когда я стал лидером «Алисы», группа уже была при рок-клубе, так что и я автоматически стал обладателем корки члена Ленинградского рок-клуба.
Самое яркое воспоминание — это, конечно, мой первый концерт. Мне эта площадка казалась огромной: в рок-клубе было, кажется, мест пятьсот. Это был космос! Ну и сразу «...на рассвете звездой я встал», вот так.
Только благодаря рок-клубу меня не «закрыли» власти: клуб в лице Коли Михайлова, Нины Барановской, Джорджа Гуницкого и многих людей впрягся за меня и отстоял. Меня даже на поруки трудового коллектива рок-клуба передали, что само по себе является некоторым идиотизмом со стороны власти.
Между группами была конкуренция, но она была исключительно в том, чтобы стать лауреатами фестиваля, хоть это звание разве что тешило самолюбие, которого у всех было выше крыши. У «Алисы» никаких конкурентов не было, мы были сами по себе. Но считалось, что «Алиса», «Кино» и «Телевизор» — конкуренты. Лично я никакого соперничества не ощущал: это был клуб единомышленников, где все занимались одним делом. Мы все были настолько самобытны и интересны, настолько непохожи друг на друга, что говорить о конкуренции просто смешно. Мы выживали вместе. Все друг другу помогали и поддерживали. Один был за всех, и все за одного.
Андрей Отряскин лидер и гитарист группы «Джунгли», род. в 1964-м, в рок-клубе с 1984 года. С 1992 года живет в США
Спойлер
В то время можно было играть музыку на танцах, и мы, естественно, именно так и начинали. Но свою музыку — нетанцевальную — исполнять было негде, а рок-клуб как раз давал такую возможность. Нужно было подать заявку с текстами песен, если такие были, чтобы их залитовал специальный отдел. Мы не пели, так что нам было несколько проще. Это потом у нас появилось несколько текстов, которые мой друг Илья Бояшов, сейчас известный писатель, написал и читал со сцены под нашу музыку.
Существуя внутри рока, мы хотели делать другую, свою музыку. Когда ты молодой, тебе хочется покорить мир и никаких ограничений для творчества ты не видишь. Бывало, что некоторые уходили с наших концертов, но люди уходят с любых концертов. А такого, чтобы кто-то кричал: «Рок давай!», не было. Энергетика, с которой мы подавали нашу музыку, была скорее роковой: много напора. И люди начинали вслушиваться.
Мы тоже все время ходили на концерты, слушали. Однажды в Ленинград приехала группа UB40, они играли в «Юбилейном», а потом пришли на выступление «Аквариума» в рок-клуб. Мы с друзьями тоже были там. Но до концерта милиция нас повязала, потому что мы распивали портвейн в туалете. Когда остальные музыканты узнали об этом, они сказали: если не отпустите ребят, мы не будем играть и уйдем. Милиция побоялась беспорядков, потому что народу было очень много, и нас отпустили.
А потом все стало меняться. Союз расползался по швам. Когда мы в последний раз ездили с группой в Кишинев, на улицах уже стояли танки. Мне кажется, с русским роком проблема в том, что изначально он был заточен под некий социальный месседж — на Западе такого практически не было. А те «протестанты», которые там появлялись, точно так же увяли, пытаясь что-то делать на старых дрожжах. И это естественно.
Все заканчивается одним и тем же — вопросом «Как заработать на жизнь?». В современном мире этот вопрос стал еще острее, чем раньше. Сейчас ведь не 60-е, и сколько бы ты ни притворялся хиппи, ты живешь в жестоких экономических реалиях: аренда растет, клубы закрываются, музыка уходит в Сеть. Но все равно что-то интересное появляется, просто оно не всегда слышно. Что касается меня, то музыкой я не занимаюсь уже семь лет. Я реставрирую старые дома.
Евгений «Ай-яй-яй» Федоров участник групп «Объект насмешек» и «АУ», род. в 1965-м, в рок-клубе с 1986 года
Спойлер
Я выбрал дорогу для своих ног,
Я бы строил корабли, но я люблю рок.
Я бы пел о любви, но мне не снятся сны,
Я бы повернул назад, но я сжег мосты…
(«Тот, кто не с нами» из альбома «Гласность», 1987)
Мы вступили в рок-клуб зимой 1986 года. К тому моменту у нас уже была бодрая программа, и мы, естественно, собирались всех уделать. Рикошет тогда очень сдружился с Костей Кинчевым, тот был кем-то вроде греческого божества — самой популярной, загадочной и притягательной личностью: совсем недавно вышла «Энергия».
И вот появилась идея давать совместные концерты — речь, по-моему, шла даже о каком-то конкретном выступлении в ДК им. Крупской, чуть ли не о том, которое вошло в фильм «Взломщик». Но чтобы давать концерты такого уровня, необходимо было вступить в рок-клуб, залитовать тексты и прочее. Это была единственная причина, побудившая нас подать заявку.
Нам назначили день, мы приехали в какой-то НИИ на Ленинском проспекте, там в актовом зале и произошло прослушивание. Мы выступили отлично и были очень разочарованы, когда услышали, что в концерте «Алисы» нам участие принимать не разрешают. Однако нас, безусловно, принимают в рок-клуб и дебютировать предлагают непосредственно на предстоящем фестивале. Об этом мы не могли даже и мечтать! Члены комиссии объяснили, что хотят ради пущего эффекта выпустить нас как некую новую «бомбу» — так в итоге и случилось. Забавно, это был чисто «продюсерский» ход, нехарактерный для того времени.
Собственно, выступление на фестивале и было нашим первым концертом как рок-клубовской группы. И это была фантастика: просто попасть как зрителю на единственный в Союзе регулярный фестиваль — это уже большая удача, а мы еще и выступали. Тут тебе и «Кино», и «Аквариум», и «Телевизор». И мы! В общем, по тогдашним меркам проснулись звездами.
Конкуренция была только внутривидовая: нью-вейверы ревниво наблюдали за успехами друг друга, хорошим тоном считалось поругивать «Кино», в тысячный раз списывать со счетов Гребенщикова, ну и прочая ерунда. Металлисты казались более сплоченными. Единого движения как такового не было никогда — было несколько абсолютно обособленных компаний, пересекавшихся в рок-клубе, как звери во время водопоя. К концу деятельности рок-клуба все обособились окончательно, и это продолжается до сих пор.
Рок-клуб давал уникальную возможность выступать и иногда даже записываться, и это сводило вместе абсолютно разных персонажей. Поэтому, мне кажется, русского рока как такового и не было никогда: просто в годы перестройки был мощный выплеск абсолютно разной и непривычной музыки на русском языке. Артисты, наиболее близкие к мифологизированному образу русского святого/юродивого/опасного/безумного, положили начало так называемому русскому року, каким он видится сейчас. Остальные музыканты — и их было большинство — пытались делать что-то иное.
Федор Чистяков лидер группы «Ноль», род. в 1967-м, в рок-клубе с 1986 года
Спойлер
Ты спросишь меня, почему иногда я молчу,
Почему не смеюсь и не улыбаюсь.
Или же, наоборот, я мрачно шучу
И так же мрачно и ужасно кривляюсь.
Просто я живу на улице Ленина,
И меня зарубает время от времени…
(«Улица Ленина» из альбома «Песни о безответной любви к Родине», 1991)
Для вступления нужно было сыграть перед рок-клубовской комиссией. Помню, что играли в каком-то ДК в пустом зале перед комиссией, если я ничего не путаю, из двух человек — один из них был Константин Кинчев. Сыграли. Комиссия сказала: «Нормально». Так нас приняли в рок-клуб.
На начальном этапе нам помогали группы «Телевизор» и «Опасные соседи»: пускали на свою точку репетировать и даже устроили там концерт для своих — забесплатно. Это было общее дело, шоу-бизнес начался после.
Первый крупный концерт, который дал нам «путевку в жизнь», состоялся на пятом фестивале Ленинградского рок-клуба в мае 1987 года. Это было очень масштабное и значимое по тем временам событие. На фестиваль съезжалась вся рок-общественность Советского Союза. Выступление группы «Ноль» прошло с большим успехом, тогда все много об этом говорили. А я был очень стеснительным. Сидел за кулисами на лестнице рядом с Цоем и не знал, о чем с ним поговорить. И мы молчали. А потом его не стало. Вот так я и пообщался с Цоем.
Нужен ли сейчас такой «профсоюз», как рок-клуб? Не знаю. Сейчас, мне кажется, есть много возможностей играть, по крайней мере в столицах. Да и инструменты можно купить любые, не то что тогда. Главное — делать что-нибудь стоящее. А помогает ли в этом вопросе «профсоюз», не знаю.
За последние 30 лет очень изменилась жизнь. И русский рок — такой, каким он был тогда, — сегодня просто невозможен. Я бы назвал это кризисом культуры вообще и рок-музыки в частности. Переизбыток всего, девальвация ценностей. Заходишь в магазин — а там этой музыки завались. Одних названий не перечитать, не то что переслушать. Уже и магазины скоро умрут, потому что все теперь бесплатно в интернете. У каждого пользователя гигабайты МР3, да вот слушать это некогда. Вот раньше люди книги коллекционировали, а теперь от этого хлама не знаешь как избавиться. И дальше будет еще интересней.
Игорь «Пиночет» Покровский участник первого состава группы «АУ», род. в 1959-м, в рок-клубе с 1987 года
Спойлер
Я маленькая мышка,
Я мышка-шалунишка.
Я ничего не знаю,
Моя норка с краю.
А в норке я живу одна,
Мне квартира не нужна.
Скучно — соберу друзей,
Вместе будет веселей…
(«Мышка» из альбома «На Москву!», 1981)
Нам вообще не за чем было вступать в рок-клуб. К концу 80-х уже чуть ли не все считались участниками рок-клуба. И «АУ» туда пошли одними из последних. Я не говорю, что рок-клуб был совершенно бесполезен. В те времена туда можно было, например, отнести трудовую книжку, что немаловажно. Мы все где-то работали, иначе никак. Конечно, кто-то сидел дома, но недолго — ровно до того момента, пока милиция не нагрянет. А при Горбачеве как раз появились все эти законы, что человек, трижды попавший в милицию — за пьянство или тунеядство, — автоматически «уезжал на отдых».
На самом деле, сколько бы ни было шумихи вокруг прослушиваний в рок-клубе, многие концерты проходили на уровне домашних выступлений. Мы сами тогда играли ужасно, но это было нашей принципиальной позицией: мы же как бы панки! Но даже те группы, у которых подход к музыке изначально должен был быть серьезным, играли хуже нас.
Все говорят, что рок-клуб был «профсоюзом» русских рокеров. А я никогда не понимал, что такое русский рок. Я вообще не понимаю, как можно музыку слушать по национальному признаку. Считается, что русский рок — это в первую очередь тексты. Но людей, которые как-то особенно жгли глаголом, были единицы. В основном все занимались чистым плагиатом: брали песни Дилана и по-своему рифмовали.
Так что я стал оценивать уровень музыкантов с точки зрения исполнительского мастерства. У меня был свой топ русскоязычных групп, которые играли, с моей точки зрения, рок-музыку мирового уровня. Это свердловские «Трек» и «Урфин Джюс», «Альянс» из Москвы. Единственный концерт питерской группы, который произвел на меня впечатление, — выступление «Россиян» в ЦПКиО. Еще в Ленинграде была группа «Зеркало», которая играла очень круто и качественно. Но от них, кажется, сегодня даже записей не осталось.
За все время я, кажется, ни разу в рок-клуб не вошел через дверь. А попасть туда можно было тремя способами. Или ты умудрялся достать «проходку» через музыкантов, или проходил через черный ход, если твоим друзьям удавалось его открыть. Но самый верный способ был третий: в маленький двор выходило окошко мужского туалета, оно было прямо над аркой, довольно низко, а рядом — водосточная труба. Внизу меня кто-то подсаживал, а наверху кто-то помогал влезть внутрь. Этот способ за годы использования перестал казаться экзотическим.
Когда рок-клуб умер в первый раз, многие его хотели восстановить. В 90-е мы собирали деньги, чтобы рассчитаться с долгами, с арендой. Но срок, установленный для оплаты долга, прошел, и мы потеряли помещение. Мы не хотели, чтобы рок-клуб умирал. Но он постепенно терял свою привлекательность для молодых групп. Сам я уже давно не играю. В основном занимаюсь тем, что коллекционирую виниловые пластинки. Езжу постоянно по ярмаркам, ищу всякие редкости. Это интересно.
Сергей Паращук лидер группы «НЭП», род. в 1966-м, в рок-клубе с 1988 года
Спойлер
Будет терпким вином наслаждаться душа,
Похожим на черную кровь…
(«Слезы» из альбома «Ветер вагонов», 1993)
Группа «НЭП» до сих пор состоит в рок-клубе, потому что организация никогда не прекращала существование. У некоторых музыкантов там до сих пор трудовые книжки лежат. А у меня, например, все еще есть членский билет. Так что мы живее всех живых.
Рок-клуб для меня был чем-то вроде пирамиды Хеопса — что-то такое на запредельной высоте. Знаю, что в то время было достаточно коллективов, которым казалось, что попасть туда — раз плюнуть. Мы же целый год репетировали, прежде чем осмелились подать заявку на вступление.
Наш первый рок-клубовский концерт был одновременно и прослушиванием. В вечер нашего прослушивания в рок-клуб приехали Scorpions. Они даже выступили бесплатно. У них с собой инструментов не было — пришлось играть на тех, что им выдали. Есть запись Scorpions in Leningrad, куда даже я попал со своей музычкой. Это было в 1988-м, народу набилось под завязку. Scorpions хотели сыграть всего пару песен, но завелись и дали полноценный концерт. Такое у нас было боевое крещение.
Перемены в нашей жизни начались сразу же после вступления в рок-клуб. Пошли гастроли, выступления на фестивалях, о нас писали, нас снимали. Собственно, нас бы и не знал никто без рок-клуба. Куда бы мы ни приехали, если на афишах было написано, что группу представляет Ленинградский рок-клуб, народ шел просто толпами.
На наших первых гастролях — это был Николаев — нам на четвертой песне обрубили электричество. Пели мы достаточно антисоветские песни, и организаторы хотели сразу нас вырубить, но им удачно противостоял наш директор. Хотя на четвертой песне он вынужден был сдаться. А пели мы, в частности, такие слова: «Кто-то запомнит матери плач, а кто-то забудет, что Сталин — палач». Еще там было про то, что «семьдесят всадников скачут в ночи». Все это мы приурочили к 70-летию ВЛКСМ. Зал заходился в диком экстазе.
Через рок-клуб мы и за границу в первый раз попали, а в общей сложности на Западе провели порядка трех лет. Пели исключительно по-русски, но для нерусской публики. В Германии за нами по автобану из города в город ездило машин 15–20 немецких фанатов. Они покупали билеты, были в наших футболках, значках, шарфах. Еще в свое время одна французская компания снимала нам клип на песню «Я болен СПИДом» — в то время такого видео не было даже у поп-исполнителей. Или вот взять группу «АукцЫон»: мы с ними пересекались в Германии, они суперпопулярны были, и их тоже слушали именно европейцы.
Александр «Сантер» Лукьянов лидер группы «Бригадный подряд», род. в 1967-м, в рок-клубе с 1988 года
Спойлер
Языком болтая, быстро убегаю,
Ну-ка, серый дядька — догони!
Слышу топот сзади и сопение дядек,
Впереди сирены и синие огни!
(«Трезвость — норма жизни» из альбома «Бригадный подряд», 1986)
Когда нашу группу принимали в рок-клуб, я служил в армии, так что парни без меня туда вступали. А потом я из армии возвращаюсь — а группа моя на Зимнем стадионе играет, мама дорогая! И песни, которые мы два года назад записали, несколько тысяч человек хором поют.
Вообще, панков к тому моменту было уже изрядно, вполне достаточно для кайфового времяпрепровождения. Может, недостаточно для организации анархического бунта, а так — нормальное такое количество. Относились к нам хорошо, Питер все-таки. Били редко. И в милиции мы чаще раза в неделю не бывали: перестройка же началась, ветер перемен, вашу мать, и все такое. Ну и мы, соответственно, тоже хорошо относились к окружающим. Это у современных панков сплошные идеи в голове, а тогда штаны надел чуть другого цвета, чем у остальных — и все, экстремал!
Когда мы в первый раз играли в рок-клубе, это был акустический сейшен, без барабанов. Сыграли несколько песен, и тут через толпу пролезает Дусер и начинает у нас за спинами барабаны расставлять. Вступает тихонечко и доигрывает концерт до конца, хотя мы его не просили и не репетировали ни разу до этого. Сейчас так уже вряд ли получится: заматерели все, профи...
Иногда мне этого рок-клубовского раздолбайства очень не хватает. Хоть и панк-рок играю, а серьезный я какой-то стал. Мы в рок-клуб приезжали выпить с кем-нибудь или денег занять, там всегда кто-нибудь знакомый ошивался. А мероприятия их — собрания там всякие, обсуждения — нас слабо интересовали. Там во двор парадная еще одна выходила, подоконники такие широкие и удобные были, так мы в ней, наверное, больше времени проводили, чем в самом клубе.
Рок-клуб был хоть и жутко неформальной по тем временам, но все-таки организацией. Сделанной, естественно, по подобию всех советских организаций. Это напрягало. И сейчас на мероприятия всякие, связанные с Ленинградским рок-клубом, я не сильно стремлюсь. Впрочем, к Коле Михайлову отношусь очень хорошо. Просто не люблю этих «А вот помнишь…». Мемуаристы, блин…
Вот вы говорите — «русский рок». Это, я так понимаю, рок на русском языке. За последние 30 лет он в этом отношении абсолютно не изменился и китайским не стал. Изменилось только то, что рок-музыканты теперь имеют гипотетическую возможность зарабатывать. А влияет ли это на их творчество в лучшую или в худшую сторону — у всех по-разному.
Инна Волкова участница группы «Колибри», в рок-клубе не состояла
Спойлер
О темочка избитая та
Про крылья голубые самолета,
Которые уносят выше солнца
И растворяют где-то в облаках
Знакомые черты любимого лица.
Никого нет вокруг…
(«Темочка» из альбома «Маленькие трагедии», 1992)
Мы начали пытаться что-то делать в 1988 году, но определили себя как группу «Колибри» в 90-м. А в 90-е Ленинградский рок-клуб уже не был таким восхитительным, со смешными правилами вступления, над которыми все время хохотали, но и исполняли их строго.
Поначалу рок-клуб отчитывался перед какими-то там обкомами комсомола, но все инстанции рушились на глазах. Правила стали куда-то деваться, потому что расхлябанность, которая началась в стране, и там тоже брала свои права. Люди уже не вступали в рок-клуб, а вываливались из этой сетки, потому что можно было жить шире и свободнее.
Но мы выступали на сцене рок-клуба. Вернее, не на сцене, а во дворе — это, возможно, был первый open air. А впервые я попала в рок-клуб на фестиваль 1984 года — это был полный переворот головы. Шквал самых прекрасных лиц, которые тогда существовали и которые уже не родятся больше на нашей земле.
Конечно, хотелось бы надеяться, что драйв где-то жив. Но мне кажется, в обществе случился интеллектуальный коллапс, который не обошел никого. Понятно, что есть тьма людей, которые много чем интересуются и много чем живут. Но почему-то прямо сейчас это не находит выхода в музыке, в текстах — возможно, это просто немодно. Я, честно говоря, не очень слежу за тем, что происходит. И это, кстати, очень определяет нас всех: мы перестали испытывать интерес друг к другу. Рок-клуб был хорош тем, что существовало азартное соревнование друг с другом, и главной задачей было поразить тех, кого ты уважаешь. Так музыканты повышали планку, так они росли.
Но не думаю, что сейчас надо кого-то объединять. В те времена это было необходимостью, рок-клуб оказался способом выжить. А теперь… В атмосфере нет специальных составляющих. Я не говорю, что это плохо или хорошо. Просто не время такого способа жизни, вот и все.
Ответить с цитированием
Сообщение от Майор
(В продолжении мысли)
ты это серьёзно?
Этого не может быть - промежуток должен быть.
